Набросился на нее, как жаждущий припадает к источнику. Прошло не так много лет с той поры, а какой далекой кажется она…
Уже эпиграф настраивает на характер последующего повествования. А вот оценка самого процесса…
«…Многие напряженно следили за процессом Павленкова, с нетерпением ожидали выхода второй части Писарева, задержанной этим процессом; наконец она появилась с напечатанным в ней удивительнейшим процессом; до выхода многие грустно спрашивали: “Чем кончится дикое издевательство над несчастным Павленковым? Неужели не победят свежие люди, рассыпанные по нашей длиннейшей и широчайшей России?”»
Да, спасибо, неизвестный мне автор рукописи. Не скрою, приятно читать, что и ты, грешный, хоть кем-то причислен к лицу «свежих людей России». А вот о победе говорить, думается, рановато. Вот безымянный автор высказывается и о моей речи, дает ей оценку… Приятные слова, ничего не скажешь: «защитительная речь Павленкова растирает прокурора Тизенгаузена в грязи; речь жива, согрета душевным жаром, силою убеждения; она сверкает, как молниями, сарказмом, но, несмотря на всю горечь, соль, она нежна, как ответ г. прокурору». Автор обвиняет меня за слишком мягкие удары, а сам, пользуясь своим неподцензурным положением, принимается за полемику с прокурором…
Но час уже поздний. Завтра у Селенкиных стоит и почитать эту защитительно-обвинительную речь, если общество соберется приемлемое. Многие ведь так интересовались процессом… Мне же о себе говорить было бы не совсем с руки.
После того как детей укладывали спать, в доме Селенкиных все усаживались вокруг стола — Мария Егоровна, Александр Николаевич и немногочисленные гости. Пили чай, обменивались мнениями о прочитанном, о новостях в городе.
В этот вечер Флорентий Федорович сообщил, что намерен познакомить собравшихся с одной рукописью, изданной за границей, которая ходит по Петербургу… Правда, он не хотел бы ставить в неудобное положение присутствующих, так как в тексте статьи немало мест, режущих слух. Если это будет смущать кого-либо, он готов и не читать. Просто это совсем иной взгляд на то событие, прямым участником которого ему довелось быть еще совсем недавно.
— Прошу прощения, но это сугубо личное. Рукопись сия посвящена литературному процессу по второй части сочинений Д. И. Писарева. Автор упрекает меня за слишком нежное отношение к прокурору и предлагает во второй части своей статьи как бы свой вариант защитительной речи. Правда, неподцензурность этого безымянного автора позволяет ему высказываться так, как я, естественно, не мог говорить. Мою речь вы, друзья, уже читали.
Когда поздним вечером возвращались домой, А. А. Красовский сообщил о приезде в город на земскую службу врачом-ординатором в губернскую больницу В. О. Португалова. Радикальные взгляды этого известного земского деятеля в Самаре оказались, безусловно, той «неблагопристойностью», выражаясь языком прокурора Тизенгаузена на писаревском процессе, которая и обусловила его появление в губернском городке, давно уже пользующимся репутацией ссыльного места.
— Меня уже познакомили с Веньямином Осиповичем. Если Вы не возражаете, то завтра как раз удобный случай представить Вас друг другу. Португалов наслышан, естественно, о Вас и с нетерпением ждет встречи, — сказал Красовский.
Вскоре знакомство состоялось. Они оказались на редкость родственными натурами. В лице приезжего Павленков встретил человека, так же, как и он, поставившего целью всей своей жизни словом и делом служить страждущему человечеству. В Самарской губернии В. О. Португалов немало сделал для организации земского больничного дела. Жизнь его текла там в окружении десятка горячих и честных голов — губернских гласных, точно так же, как и он, отдававших свои знания и силы освещению темных сторон самарского общественного бытия. Однако В. О. Португалов без особых колебаний оставил Самару и откликнулся на приглашение председателя вятской губернской земской управы Колотова приехать в ссыльный город Вятку. Почему? Да просто потому, что Колотое, энергичный и образованный земский деятель, предложил ему создать в Вятской губернии сеть больниц, приемных покоев и тем самым оздоровить в санитарном отношении вятское крестьянство. В таких глухих уголках население больше всего погибало в трущобах от заразных болезней без какой-либо медицинской помощи. Особенно в тяжелых условиях находились многочисленные инородцы, которых немало было на Вятской земле.