Долго спать Павлику не пришлось: задолго до рассвета в комнату с шумом ввалились прибывшие поездом сотрудники «Фронтовой-солдатской».
Павлик встретил товарищей, как старожил, он мог указать, где висит рукомойник, где находится «гальюн», мог ответить на взволнованные расспросы Кульчицкой о том, есть ли тут горячая вода, с небрежным видом бросил Вельшу: «Только сейчас прилег, с ходу завалили работой». Радостное сознание своего превосходства не покинуло Павлика и утром, когда стало известно, что Политуправление перебазируется в другой населенный пункт, и все без толку засуетились, а он, непричастный общему волнению, просматривал вместе с Хохлаковым свою ночную работу.
— Хотелось бы покруглее почерк, — благосклонно заметил Хохлаков, — но вообще дело у вас пойдет. Мы сработаемся… Как вас по имени? Павел? Мы сработаемся, Павлик!.. — он смягчил букву «а», отчего у него получилось «Пэвлик».
Павлика огорчило, что Хохлаков сразу наградил его ненавистным уменьшительным, но похвала была приятна, и он с радостным лицом кинулся упаковывать «папочки», вызывавшие у него сейчас чувство нежности.
Колонна грузовиков и легковых автомашин, перевозивших личный состав и матчасть Политуправления — канцелярские столы, шкафы, стулья, ручные печатные станки, пишущие машинки, рулонную бумагу, — растянулась чуть не на километр. Хотя название конечного пункта следования держалось в строгом секрете, все знали, что едут в Малую Вишеру. Перед самой отправкой людям выдали по огромной золотистой буханке горячего черного хлеба и по кругу кровяной колбасы. Это был уже настоящий военный поход: длиннющая колонна машин, наблюдатели, кричавшие «Воздух!», когда вдалеке показывался самолет, сновавшие взад и вперед на «виллисах» адъютанты…
Павлик ехал в кузове грузовика вместе с художником Шидловским и цинкографом Новиковым. Дорога шла лесами и перелесками, холмами и равнинами, яркое солнце, не давая тепла, светило с безоблачного неба, мороз подирал щеки и нос. И как тут было не выпить! Художник Шидловский, прервав разглагольствования Павлика о специфике политработы, где не существует большого и малого, а все равнозначно велико, достал раздобытую где-то бутылку спирта, вышиб кулаком пробку, сделал добрый глоток и, утерев губы, произнес:
— Вы как хотите, а я не желаю мерзнуть!
— Доброе дело, — поддержал Новиков и тоже хлебнул из бутылки.
После чего они повторили еще и еще и закусили хлебом с колбасой.
Все это выглядело очень по-мужски, и Павлик решил последовать их примеру, хотя раньше почти не брал в рот спиртного. Он не без опаски приложился к горлышку, на миг у него пресеклось дыхание, но все же глоток дался без особого труда. Он хлебнул еще, спирт чуть ожег гортань и приятным теплом разлился по жилам. Черт возьми, он отлично умеет пить! Павлик закусил хлебом, закорузлая, твердая корочка и горячий, хорошо пропеченный мякиш были необыкновенно вкусны. Да и колбаса оказалась хоть куда.
— Выпьем еще? — предложил он Шидловскому.
— Можно! — улыбнулся художник.
Новиков тоже не прочь был повторить.
На остановке у переправы к ним подсел Ржанов.
— Идите, идите, здесь не подают! — решительно сказал Павлик и лихо глотнул еще раз.
— Ого! А вы, оказывается, не дурак выпить! — изумился Ржанов.
— Я уже раз поморозил ноги — хватит, — сказал Павлик, гордясь своей практичностью и тем, что спирт ни чуточки его не берет.
Новиков великодушно отдал Ржанову оставшийся спирт.
— С меня будет, — сказал он, словно в оправдание, — а то голова заболит.
Павлик презрительно взглянул на цинкографа.
— Зря вы столько хлеба едите, — заметил Новиков. — Горячий, для живота худо.
— Э-э, — беззаботно отозвался Павлик, — у меня луженый желудок! — и в доказательство отправил в рот солидный ком теплого, будто живого, теста.
Удивительная, от роду не испытанная ясность овладела Павликом. Он отлично видел, что художник Шидловский совершенно пьян, — тот часто и без причины смеется, глаза его блестят, как стеклянные; сильно навеселе и Новиков, хотя играет в нянюшку, сползающая наискось улыбочка выдает его с головой; нетрезв и водитель — он безобразно дергает машину, бочки поминутно сталкиваются в кузове, резко взвонивая бензином; и заглянувший к ним дежурный по колонне тоже под хмельком, иначе зачем ему было подмигивать Павлику, с которым он даже не был знаком; и что в колонне, кроме него, Павлика, едва ли остался сейчас хоть один трезвый человек. Это налагает на него серьезную ответственность. Прежде всего нужно проверить, целы ли альбомы, ведь и Хохлаков, наверное, нализался…