Павлик взял бумажку из табакерки старшины-баса, и пальцы, сложившиеся было щепотью, разжались, бумажка была испещрена немецкими буквами, и, приглядевшись, он убедился, что то был клочок одной из нуровских листовок. И в другой табакерке, и в кисете оказались те же, нарезанные аккуратными дольками листовки.
— Откуда это у вас? — спросил Павлик.
— Вы не подумайте чего, товарищ техник-интендант, — сказал старшина-бас. — Мы сами поначалу в сомнении были: не фрицева ли писанина? А после видим, на них по-нашему сказано: «Пропуск для сдачи в плен». Стало быть, наша продукция. Мы эту бумагу для курева уважаем: тонкая, крепкая и тянется хорошо.
— Газетная против нее куда-а!.. — добавил мандолинист. — Краской воняет. У нас все ребята такую курят.
— Где же вы ее берете?
— Да в болоте под Замостьем цельные кипы валяются. А то, бывает, их над нашим расположением сбрасывают…
— Тоже и в лесу… — вставил старшина-баянист. — И с ничейной разведчики притаскивают.
«Так вот оно что! Подшиваем, украшаем, переплетаем в коленкор, а проверить, куда идет вся эта масса листовок, даже не приходило в голову. Хорош Хохлаков! Целыми днями торчит в штабе ВВС и не знает, что творится у него под носом!»
Быстро одевшись, Павлик побежал в Политуправление.
— Не преувеличивайте, Павлик, — сказал Гущин в ответ на взволнованную речь Павлика. — Возможно, какая-то часть листовок действительно не доходит до противника, вот и надо дознаться, кто виноват в этом.
— Боюсь, что слишком большая часть, товарищ батальонный комиссар. — Павлик побледнел. — Неужели мы работаем для того только, чтобы заполнять альбомы и папки?
Под скулами Гущина заходили желваки, и Павлику показалось, что начальник отдела сейчас обрушится на него. Он даже хотел взрыва, чтоб прояснить все до конца, но Гущин резко повернулся к Туликову:
— Сейчас же разыщите старшего политрука Хохлакова!
— Он на ВВС, — подсказал Павлик.
— Знаем!.. — проворчал Туликов, натягивая ватник.
Хохлаков появился раньше, чем можно было ожидать при отдаленности штаба ВВС от Политуправления.
— Что у вас тут стряслось, батальный? — спросил он озабоченным, но не слишком взволнованным тоном. Верно, Туликов успел осведомить его по дороге.
— Не у нас, а у вас, товарищ Хохлаков! — резко ответил Гущин.
Хохлаков искоса поглядел на Павлика.
— Листовки сплошь и рядом сбрасываются до линии фронта, — сказал Павлик, — и идут на раскур нашим бойцам. Я видел это собственными глазами!
— Плохо, товарищ Хохлаков, — с тем же резким напором продолжал Гущин. — Заводите папочки, альбомчики, а сколько листовок на деле доходит до противника?
— Верно, товарищ батальонный комиссар, нехорошо получается, — строго и осуждающе произнес Хохлаков. — Очень нехорошо! Учет мы наладили, не скажу, образцово, но достижения есть, показать работу можем… А вот проверку, верно, запустили. Что бы не полениться да слетать разок-другой на бомбежку, лично, хозяйским глазом проверить, куда наши листовки деваются! Если кто небрежничает — за ушко да на солнышко! За такое дело командование по головке не погладит!..
— Так вот, — прервал его разглагольствования Гущин. — Ты на ВВС свой человек, договорись с командованием и прямо завтра же слетай на операцию.
— И полетел бы! — восторженно подхватил Хохлаков. — За милую б душу полетел. Да вот беда, меня там, и верно, каждая собака знает. Хохлаков летит, надо, значит, расстараться и уложить листовочки в самую тютельку, фрицам под нос. Не-ет, тут треба, чтоб люди не знали, кто с ними летит… Ну, скажем, назваться корреспондентом какой-нибудь газеты. Вот тогда-то они и обнаружат свою повадку…
— Что же вы предлагаете?
— Хватит Чердынцову в четырех стенах сидеть, пусть встряхнется малость.
Гущин с сомнением покачал головой.
— Товарищ батальонный комиссар! — пылко воскликнул Павлик. — Я справлюсь, честное слово, справлюсь! Проверьте меня, товарищ батальонный комиссар. Дайте же мне хоть раз настоящее задание!
— Не в том дело, Чердынцев, — мягко сказал Гущин. — Где гарантия, что именно при вас листовки сбросят не туда, куда следует?
— Гарантии, конечно, нет, — вмешался Хохлаков. — Что ж, придется слетать еще разик и еще…
Гущин погладил свой голый череп.
— В конце концов, нам давно пора установить более тесные связи с летчиками, — раздумчиво проговорил он. — Ладно, Чердынцев, на задание полетите вы.
— Спасибо, товарищ старший батальонный комиссар! — от радости Павлик повысил Гущина в чине.