Когда «виллис» вынесся на окраину городка, Павлик посмотрел на светящийся циферблат ручных часов: четверть двенадцатого. Слишком поздно, чтобы идти в отдел.
А хорошо бы сейчас же довести дело до конца, раз и навсегда покончить с канцелярщиной! «Боишься, что завтра не хватит решимости?» — спросил он себя и радостно услышал в ответ: «Хватит!»
Артур сбросил Павлика у дверей его дома и, круто развернувшись, с ревом исчез в темноте. Павлик взбежал на крыльцо, распахнутая им дверь толкнула какого-то человека.
— Простите, — проговорил Павлик, всматриваясь в незнакомое широкоскулое, монгольское лицо бойца с автоматом на шее. Боец молча посторонился. Павлик ступил в темноту и приоткрыл дверь, ведущую из сеней в черную горницу. В пробившемся оттуда свете он увидел другого бойца-автоматчика с нарукавной повязкой патрульного. Боец был молоденький, лет девятнадцати, с вздернутым носом и пухлыми, телячьими губами.
— Что вы тут делаете? — спросил Павлик.
— Да вот вызвали, — обиженно проговорил курносый боец. — А что мы можем, когда он пистолетом грозится!
— Кто грозится?
— Да вроде из партизанов. Напился, нахулиганничал и еще пистолетом грозится! — повторил, шмыгнув носом, боец. — Убью, говорит, коли подойдете. И убьет, очень даже свободно…
— Стрелят надо! — вдруг жестко отрубил широкоскулый боец. — В голова стрелят!
— За что же человека губить? — сказал курносый. — Отоспится, в ум придет!..
— Хозяйка обидел, девчонка обидел — стрелят надо! — с затаенным бешенством повторил его товарищ.
Из путаных слов автоматчиков Павлик наконец понял, что речь идет об одном из лесгафтовцев, которые наподобие партизан действовали в тылах врага и на отдых приходили в Малую Вишеру. Лесгафтовцы останавливались обычно в их доме, и Павлик от души восхищался мужественной, скромной простотой вчерашних студентов-физкультурников, добровольно избравших самую тяжелую и опасную боевую работу. Поставленные вне законов обычной войны, они не имели иного выбора, кроме смерти или победы. Попадись один из них живым в руки немцев, его ждала бы участь пленного партизана: мучительные пытки и виселица. Понятно, и народ тут был отборный: стройные, атлетически сложенные красавцы, с огромной внутренней дисциплиной, выдержкой, силой воли. Как же мог один из них так разнуздаться, что понадобилось вызвать патруль?
— Подождите, — сказал Павлик бойцам, — сейчас разберемся.
Толкнув дверь, он вошел в комнату.
— Стой! — послышался, негромкий, совсем трезвый, но какой-то пустой, неокрашенный голос. — Предупреждаю: всякого, кто подойдет, пришью на месте.
— Да перестань уж ты! — раздался из-за печи плачущий голос хозяйки. — Это жилец наш, побойся бога!..
— Коль жилец, пусть проходит…
Павлик увидел сидящего на койке плечистого парня в распахнутой телогрейке, со спутанными, слипшимися на лбу волосами, в руке он сжимал «вальтер». Рядом с ним на лавке сидел хозяин в обычной своей драной шапке и таком же ветхом зипунишке, усыпанном пилочной крошкой, он работал пильщиком в станционных мастерских. Встретившись взглядом с Павликом, хозяин застенчиво и жалко улыбнулся. По его напряженной и неудобной позе Павлик догадался, что партизан запретил ему трогаться с места.
«Фу, как гадко!» — подумал Павлик, проходя на свою половину. Тут он застал Ржанова, Вельша и хозяйскую племянницу Люду. Девушка сидела на койке Вельша, лицо ее было мокро от слез, она тихонько промокала их кончиком головного платка. Вельш взволнованно вымеривал шагами комнату, но ступал почти неслышно, на носки. Ржанов жадно затягивался самокруткой.
— Вы попали к осажденным! — нервно пошутил Вельш. — Этот сумасшедший грозится разнести дом!..
Люда беззвучно, словно стыдясь своих слез, заплакала, склонив голову к коленям, ее худенькие плечи вздрагивали.
— В чем дело? — спросил Павлик, кивнув на Люду.
— Приставал, хамил, она прибежала сюда, — недовольно проговорил Ржанов. — Что там делают патрульные?
— Ничего, мнутся в сенях…
— Их привел Шидловский, — сказал Ржанов. — Сейчас он побежал разыскивать Скибу, может, этот его уймет.
Иван Скиба был одним из партизан, которые останавливались у них в доме, секретарь комсомольской организации отряда. Павлик успел с ним коротко сойтись за время совместного житья:
— Вот хорошо! Кого-кого, а Скибу он послушается!
Ржанов молча пожал плечами.
— А куда девались наши старшины? — спросил Павлик.