Это понимание, пришедшее к Павлику сейчас, на переломе его жизни, было ново для него, оно волновало и вместе с тем было неприятно, будто он подсматривал за человеком в щелочку. Да и нужно ли это второе, потайное видение? А сам он — знал ли ее когда-нибудь по-настоящему? Вот она сидит, знакомая каждой складочкой кожи, каждой родинкой, каждым едва приметным, как взмах ресниц, движением и, в сущности, очень мало знаемая, первая и единственная женщина в его жизни. Ему нравились ее большие карие глаза, и тот, что глядел прямо и серьезно, и тот, что с чуть двусмысленным лукавством показывал голубоватую плоскость белка; нравились ее круглые, всегда горячие щеки и мягкие, полные губы, нежные руки и сильные ноги, нравилось ее крупное тело, ее бедра, грудь, шея, волосы, нравилось любить все это, целовать, осязать, вдыхать ее запах. Ну, а что еще? Ведь и он упрощал ее для себя, для своей радости. Почему она с ним? Она же любила другого и продолжала любить, во всяком случае, в первое время их знакомства. Она легко пошла на близость, просто и спокойно согласилась стать его женой. Она часто и с благодарностью говорила, что ей легко с ним, верно, она намучилась с тем, первым. Она ушиблась о жизнь, а Павлик вернул ей веру в себя, в свою силу. Как ни зелен был Павлик, он понимал, что все происшедшее между ними было результатом ее решения. Первая близость с женщиной пришла к нему без муки, без того бурного томления, о котором остается долгая и унизительная память, — чистым, радостным, щедрым, золотым чудом открылась она ему. И, охраняя это счастье, он совсем не старался проникнуть во внутренний мир Кати, закрывал глаза на все, что могло бы омрачить, замутить радость, получаемую от нее. Взять хотя бы ее семью! А он мирился с тем, что Катя жила в этой духотище, и, уезжая, оставлял ее там…
— Эй, молодой человек! — послышался голос кондукторши. — Вам сходить.
— Могла бы и лейтенантом назвать!.. — проворчал Павлик.
Катя завела свой косящий глаз под лоб, она всегда так делала, когда была чем-то недовольна. Ее раздражало легкомыслие Павлика. Она не преувеличивала ни серьезности, ни опасности предстоящей ему работы и вообще считала, что ему ни к чему было ехать, бросать институт перед самой защитой диплома, ломать их едва начавшуюся жизнь ради какой-то сомнительной, полутыловой деятельности, от которой не жди ни славы, ни почестей. Но все же они расставались, на нем как-никак шинель, едет он в сторону фронта, отныне она жена фронтовика, и, значит, ему следует вести себя с большим достоинством.
Они сошли напротив высокого темного здания.
— Это и есть наш пункт сбора, — тихо произнес Павлик. — Какая-то незнакомая здесь Москва…
Улица крутым изломом уходила вниз, там, во тьме, простроченной все теми же синими огоньками, виднелись низкие деревянные домики с заснеженными крышами, за ними высились старые, могучие деревья, между ветвями горели звезды, и к звездам тянулась как бы гигантская спичечная коробка, поставленная на попа.
— Знаешь, где мы? — отчего-то радостным голосом сказал Павлик. — На задах крематория!
Катя вздохнула и закатила глаза.
Они стояли на пустой улице, под темным небом, молодые люди, знавшие ночное дыхание друг друга и почти ничего не знавшие друг о друге, равно способные и полюбить, и разминуться, близкие и далекие; одни из тысяч и тысяч, кому довелось расставаться в эту жестокую пору. Сквозь туман, еще окутывающий их юные души, они почувствовали печаль скорой разлуки и потянулись друг к другу.
С лязгом подкатил трамвай, сбросив на остановке какого-то военного с рюкзаком.
— Садись, а то не успеешь, — сказал Павлик. — Подожди, в последний раз…
Катя осторожно высвободила голову из его рук и пошла к вагону. Уже поставив ногу на ступеньку и взявшись за поручень, она сказала:
— Об одном прошу тебя: не будь Петей Ростовым!
— Ну что ты, с меня и Павлика хватит, — отозвался он со вздохом.
Трамвай дернул, Катя сильным движением распахнула дверцы и, не оглянувшись, прошла в вагон.
— С кем это вы целовались? — послышался голос.
Военный с рюкзаком оказался младшим лейтенантом Ржановым, назначенным в ту же газету, что и Павлик, на должность корректора. Они познакомились вчера в ПУРе.
— Как «с кем»? С женой!