— Женщина. Река ее забрала. — Девчонка прижала к себе щенка.
Я спрыгнул с помоста, подобрал узлы и чемодан и быстро зашагал дальше, таща за собой Юнни. Грязь летела во все стороны. Юнни хныкал. Я думал о Сив. Слышал, как мамаша что-то крикнула в дождь, и свернул за поворот. Вряд ли это Сив. Она откуда хошь выберется. Однажды попала в аварию, «фиат» раздолбала, а сама отделалась парочкой царапин. За поворотом я увидел дома. Юнни высвободился из моей хватки и, опершись ладонями на ляжки, пытался перевести дух. Я рванул к домам, а перед глазами у меня стояло ее лицо, каким я видел его, когда она закрывала за мной дверь. Я ей не позвонил. Между тем я добрался до деревянной церквушки с запущенным кладбищем. У ворот стояли две бабенки лет тридцати, разговаривали о чем-то.
— Очень милая была женщина… — донеслось до меня.
Я бегом припустил за угол. На площади перед кафе стояли два пикапа и несколько легковушек, а на газоне возле парковки толпилось десятка два-три людей. Оранжевый автомобильчик с оранжевой мигалкой на крыше остановился прямо на газоне. Из этого автомобиля вылез мужчина с одеялом в руках. Народ расступился. Мост уцелел, но щит с надписью «Осторожно, дети!» на том берегу исчез. Подъездная дорога и деревья по обе ее стороны тоже сгинули. Йёра вышла из берегов, проложила себе новое русло и смыла десяток метров дороги. Мутно-серая вода в реке вскипала белой пеной. У опушки леса и на лужайке пониже ее громоздились кучи выброшенных течением камней. Я поставил чемодан и узлы на землю. Через дорогу шла какая-то женщина с фотоаппаратом. Я спросил, что случилось. Она ответила, что одна из местных жительниц утонула, когда Йёра меняла русло.
Из-за угла выскочила запыхавшаяся мамаша.
— Кто утонул? — спросила она.
— Не знаю, — сказал я.
— Возьми Юнни! — Она побежала дальше.
Я взял Юнни за руку.
— Утонула Эстер Хёуг, — произнес женский голос.
Я обернулся. Это была хозяйка кафе.
Тросет, тяжело ступая, поднялся по лестнице и вошел в кафе. Мамаша, как я видел, пыталась протиснуться внутрь кольца зевак. Один из них оглянулся и что-то сердито буркнул. На дороге затормозила очерёдная машина. Из нее вылез мужчина с докторским саквояжем, направился к толпе. Мамаша сумела-таки протиснуться между двух зевак с зонтиками. Я видел, как она старается удержать отвоеванные позиции, с улыбкой глядя на одного из мужчин. Кольцо расступилось, пропуская врача. Я мельком увидал серый плед и ногу в белой кроссовке, потом — мужчину, который, сидя на корточках, делал Эстер Хёуг искусственное дыхание. На ней был коричневый свитер. Сив я на газоне не видел и пошел к углу кафе поглядеть, на месте ли ее дом. Выше по склону, между мостом и старой лесопилкой, из леса водопадом хлестала река. Она мчалась мимо дома Эстер, но садик и красный домишко уцелели. Я взобрался на придорожную кучу песка, посмотрел на дом Сив — в окнах темно. Слез на дорогу и вместе с Юнни направился к кафе. Хозяйка вышла на крыльцо, накинув на плечи вязаную кофту.
— Вы не видели Сив? — спросил я.
— Уехала она вчера вечером.
— Вчера? Одна уехала?
— Нет, с каким-то мужчиной. Он за ней заехал.
— Кто это был?
— Не знаю. Не присматривалась. Но точно не полицейский.
Жаль, я тогда не стукнул ее новенький японский джип. Что может быть омерзительнее этакой вот грымзы, обосновавшейся в медвежьем углу вроде Хёугера?!
— Ну-ка, отойди! — Она оттолкнула меня в сторону.
Юнни шагнул вперед и наступил ей на ногу. Она взвыла. Я дернул Юнни к себе, извинился:
— Он ведь немой, сами знаете.
Хозяйка что-то проворчала и ушла.
Я глянул на Юнни. Он пожал плечами.
В кафе я подошел к столику, за которым расположился Ларе Колдинг, поздоровался. Ларе крепко пожал мне руку, сказал: ну и дела, ужас что творится. Я кивнул: что верно, то верно, ужас. Он покачал головой: с Эстер-то Хёуг и впрямь жуткая история. Да, кошмар, сказал я. Но не стал говорить, что, насколько мне известно, Эстер Хёуг хороводилась чуть не со всеми здешними мужиками. Трахалась поголовно с каждым. Поселковой шлюхой ее не считали, просто с ней всегда можно было гульнуть. Бабы про это знали, однако ж здоровались с Эстер и разговаривали, будто так и надо. Почему — понятия не имею, ведь она не вызывала ни малейшей симпатии, а все-таки одержала верх над всем здешним населением. Вот и водопроводчик Ларе наверняка тоже ходил с ней в лес. Он не хвастун и не дурак. Но, стоя с ним рядом и слушая, как он убивается из-за Эстер, я подумал, что и ему доводилось по пьяной лавочке угодить к ней в койку. Что и он поступал, как все остальные. Ларе поинтересовался, как обстояло на Мелё, когда мы уезжали. Спросил насчет скотины. Пригладил волосы и повторил: ужас что творится. В зал вошла Бента, его жена.