— Спасибо, злой дядька… — Он выпучил карие яблоки на меня, от такого внимания горло с трудом пропускало лапшичный бульон. — Мое имя ты знаешь, хоть неправильно говоришь, а свое так и не сказал.
— Зачем тебе?
— Чтоб… называть тебя. А то злой дядька как-то по-детски звучит. Да и не похож ты на дядьку. У нас такие старшеклассники в школе, а дядьки — это как детектив Рей. Я хотел сказать…
— Слушай, из-за того, что ты в прямом смысле ворвался в мою жизнь не делает нас друзьями. Присмотришь себе игрушку, раз так хочешь, и завтра распрощаемся на хорошей ноте.
Главное отличие детей от взрослых, что они не умеют как следует прятать эмоции, жизнь еще не научила этому полезному навыку. Вот и лицо ДеВи сморщилось, как столетнее яблоко на жаре, я представил, как он уже распланировал оформление странички в своем дневнике, что-то вроде «сегодня я нашел нового друга», и отвел мне пару разворотов в фотоальбоме.
— Я тебе не нравлюсь? — серьезно спросил он.
— В равной степени, как и все дети.
— Но я не ребенок!
— А кто ты? Взросленок?
— Подросток. Мне одиннадцать, а скоро будет двенадцать. Это ранний подростковый период, между прочим… Так почему ты не любишь детей?
И еще одно гадкое свойство мелюзги — им нужно знать все-все на свете, даже то, что не их ума дело, а если это секрет или кто-то не хочет рассказывать, будут канючить до посинения, знаем, проходили!
— Хорошо, расскажу, если обещаешь отстать. Я долго работал в приюте, присматривал за спиногрызами разной степени зрелости…
— То есть когда-то ты любил детей?
— Слушаешь ты явно не ушами, а выводы у тебя из кустов, я такого и близко не говорил. Меня туда отправил папаша, деваться было некуда. «Тебе уже четырнадцать, Армани, в твои годы я горбатился на двух работах и помогал отцу в поле, чтоб какие-то деньги в семью принести, а ты все развлекаешься!», — спародировал я карикатурным низким голосом.
— О! — вскрикнул ДеВи и поднял указательный палец, будто придумал новый закон притяжения. — Так тебя зовут Армани… Ар-ма-ни. Я такого имени не слышал, какое забавное.
— На свое посмотри!
— А что с ним?
— Проехали… Короче, папаша сказал, мол, я засранец, учеба у меня не ахти как идет, а в свободное время штаны дома протираю или выглядываю юбки девчонок по соседству. А ему, видите ли, нечем кормить моих младших сестер, будто это я виноват, что они с мамой явно не слышали о… Ладно, не важно. В общем, он совсем достал меня, я согласился и сильно пожалел об этом, очень сильно, чтоб ты знал. В душе не чаю, какой черт меня дернул идти именно в приют — наверное, там всегда нужны были руки, и я быстро понял почему. Тому принеси, этому подай, третьего помой, за другим убери, а тех отцепи друг от друга — и это две минуты рабочего дня длиной в десять бесконечных часов. Конечно, пара старух и повариха помогали, но больше проклинали меня за скорость и туполобость. Платили там гроши, а премией были нервный тик и куча синяков (мелкие умеют драться и щипаться, и ничего ты им за это не сделаешь). Правда один бесценный жизненный урок я вынес оттуда, выдолбил его на граалях памяти, что дети — это громкие, болтливые, шилозадные, охочие на внимание, писающие, какающие, достающие вопросами плачущие существа. Никаких плюсов я не заметил, хоть ты тресни. И не надо мне тут вешать лапшу про стакан воды в старости — после такого шансы дожить до старости резко падают в пропасть!
Наболтал я, конечно, знатно — ох и повезло ему с моей слабостью, в смысле если я начинаю говорить, то заткнуть меня можно кляпом или едой, а сам останавливаюсь в лучшем случае через час. На удивление, обошлось без града вопросов, бракованный ребенок какой-то мне попался, просто выслушал и больно задумчиво молчал, спасибо за бесплатный сеанс у психолога, чего уж там.
— Короче, сказку на ночь ты получил — вали спать! Честная половина дивана вся твоя, можешь даже с медведями в обнимку.
Какой-то наивной частью мозга я понадеялся, что так легко отделаюсь, ДеВи даже пошел к дивану, но вместо храпа загудела молния рюкзака и зашелестела бумага. Он уселся на диван с тетрадью и ручкой, плюшевое зверье чуть завалилось на бок, будто незаметно подглядывало в школьные каракули. Грецкий орех в башке смекнул, мол, раз делает уроки, значит завтра ему в школу и он уйдет отсюда с первыми лучами солнца, это меня ободрило. Но мне стало жутко интересно, что там можно думать с таким профессорским видом, брови нахмурены, невесть откуда на носу выросли круглые очки, от них глаза мультяшно-большие, зубы издеваются над колпачком ручки — не иначе как корень из отрицательного числа пытается извлечь. Я бросил контейнеры из-под лапши в мусорку, подкрался к дивану и выхватил тетрадь из расслабленных рук, развалился рядом.