Мужской бас за рулем не попал в тональность, еще и грозно потребовал купить билет или выметаться — мне стало до того лениво что-то выдумывать, да и вообще говорить, что я откопал в кармане смятый тысячу раз проездной и молча ткнул водителю.
Ершик усов над верхней губой недовольно подскочил и под ним раздались звуки:
— Это за одного. Девочка с вами? Эй, девочка, ты с ним?
Тонконожка закричала на весь автобус, как сирена, я тоже, но у нас получились самые противоположные в мире слова, то бишь да и нет. На нас смотрели, как на полоумных, уже не только водитель, но и старушки в первых рядах, мол, странно, подозрительно, сюда бы вызвать вагон полиции и лучше вместе с психиатром на всякий случай. А старушек же вообще опасаться надо, они сплетничают обо всем, что видят, а в последнее время все на взводе, обвинят меня во всех грехах человеческих и даже не заметят. Что ж, пришлось сыграть в этом спектакле.
— Ты же сама хотела заплатить, — выдавил я из себя всю каплю нарочитого актерского мастерства. — Да, Коралина?
— Ой, дядя Армани, я все в буфете потратила — там было тако-о-ое вкусное пирожное с кремом. Простите меня, пожа-а-алуйста! — заскулила Тонконожка жалобным голоском, посмотрите все, какой невинный ангелочек, а сама еле сдерживается от хихиканья. На меня тут же полилась тонна неодобрения в воздухе.
Людей в автобусе по пальцам рук пересчитать можно, но слезливые женщины мигом проглотили порцию вранья — вот сами бы и заплатили, раз я такой жадный родственничек (и смех и грех, кстати, — мы похожи, как курица и динозавр). Представление затянулось, готово было сорваться в любой момент, поэтому ничего не оставалось, кроме как вырвать кошелек у нее из рук, наскрести последнюю мелочь на проезд и оторвать ее от сердца, а в перспективе и от желудка. Ничего, когда-нибудь мы выйдем из автобуса, и я потребую все обратно — они с ДеВи и так сегодня отняли у меня кучу времени и в сто раз больше нервов, а еще и жертвовать ужином я не собирался. Сопливая худющая змея размечталась проползти на царское место у окна, но я пролез первым, слишком много чести и радости после всех уколов в спину.
Я сразу же проверил каждый карман кошелька, а то мало ли что в довесок она могла украсть и какую свинью мне подложить. Правда, из ценного там только наши с Олей счастливые лица на фото — у нас даже нажатие на кнопку не обойдется без приключений, я держал камеру задом-наперед на вытянутой руке, пытался навести, а та, как назло, выскользнула из рук, аж подпрыгнула. Вот и получилось, что ракурс кривой, небо и жгуче-зеленая смазанная листва занимают полснимка, а моя прокаженная рожа карикатурно вытянута, зато Оля и глазом не моргнула, улыбалась по-модельски красиво. Я вообще не любил это занятие, соглашался после тонны уговоров и кривлялся изо всех сил, чтоб не так скучно было, но этот образец сомнительного искусства так ей понравился, что даже распечатала. В конце концов, я смирился и храню фото, как икону, закрываю себя большим пальцем и оставляю только ее, божественную в любом моменте.
— Девушка твоя? Красивая, — сказала Тонконожка, целую минуту молчком держалась и теперь язык чесался от бездействия. Еще и прижалась ко мне, аж горячо стало от такого нарушения личного пространства, почти носом уперлась в снимок, слепая, небось, ко всему прочему.
— Не твое дело.
— Хватим уже злиться. Ты вынудил меня…
— Да-да, я всегда виноват во всех грехах человечества. Вы, сопляки, только и умете, что на других все сваливать.
— Ты должен был помочь нам!
— С какой это такой интересной стати, а?! — чуть не закричал я на весь автобус от возмущения.
— Да потому что… он о тебе все утро говорил, какой ты хороший и как рад, что познакомился с тобой.
Невзаимность всегда тяжело принять, понимаю, но такое случается, ничем не могу помочь — лавочка закрыта!
— Ты лучше скажи, какого черта с ним случилось, что нужно было срывать мои еще не придуманные планы на вечер?
— Так значит теперь тебе уже интересно? — Она сложила руки на груди и даже чуть отвернулась с хитрой мордой.