Двадцати девятилетняя Оливия не отличалась красотой. Пусть она была самой завидной невестой, никто не спешил вести её под венец. Севастьян не клялся ей в вечной любви, лишь предложил сделку, в ходе которой оба останутся довольными. Женщина согласилась, её муж получил деньги, а она рассчитывала на уважение и заботу со стороны супруга.
Первые несколько лет их отношения складывались наилучшим образом, Севастьяну не были чужды эмоции, он даже проявлял романтический интерес к своей жене, однако потом всё больше времени стал уделять работе и друзьям, с которыми часто ездил пить и играть в карты. К счастью, Оливия время от времени возвращала мужа с небес на землю, ведь, в отличие от него, она умела управляться с деньгами.
С рождением дочери она обрела новый смысл жизни, в ней открылось второе дыхание, и женщина уже не была так обеспокоена холодностью Севастьяна, который практически поселился в своём кабинете, размышляя, как бы разбогатеть ещё больше.
Анна всегда была уверена, что во всех семьях родители ведут себя подобным образом, пока не увидела семью Элизабет. К ней часто приезжали как отец, так и мать. Они постоянно интересовались жизнью дочери в пансионе, стремились поощрить каждое её достижение, крепко обнимали и говорили ласковые слова. Анна имела счастье видеть в дни посещений лишь мать, но и она была скупа на эмоции. Возможно, она была готова броситься ради дочери в адское пламя, но женщина не обладала той нежностью, о которой девочка всегда мечтала.
- Пора, - спокойно объявляет Питер, протягивая подруге руку. - Мы и так сидим здесь слишком долго.
- Мне кажется, я не смогу, - стыдливо произносит Анна, смотря на побледневшую кузину - Вдруг они не узнают меня?
Но Люси буквально выталкивает девушку из экипажа, вылезая следом. Молодые люди с любопытством рассматривают дом, придерживая воротники плащей от холодного ветра. К ним уже спешит худощавый лакей, в котором Анна сразу же узнаёт мистера Шили, который работает на эту семью, сколько она себя помнит, а вот мужчина, кажется, не сразу признаёт в озябшей девушке молодую хозяйку.
- Дыши, Анна, просто дыши, - поглаживая руку девушки, вполголоса произносит Люси, наблюдая за тем, как брат что-то объясняет насторожившемуся мужчине. - Всё хорошо.
Мистер Шили отшатывается, внимательно осматривая Анну с ног до головы, затем, что-то быстро сказав Питеру, направляется в сторону дома, жестом приказывая остальным слугам следовать за ним. Молодой человек кивает замершим девушкам, говоря, что они могут пройти внутрь, и, ослепительно улыбнувшись Анне, вышагивает вперёд.
Зайдя в парадную, слуги сразу же принимаются помогать молодым людям избавиться от верхней одежды, приглашая в небольшую гостиную, в которой уже разожжён камин. Анна вспоминает, что бывала здесь не часто, поскольку эта комната предназначена для приёма гостей. Таким образом, посетители не допускались в личные комнаты хозяев. Девушку огорчает тот факт, что её не пропустили на верхние этажи, а заставляют ждать здесь. Служанка любезно предлагает выпить чашечку чая, но от накопившегося внутри волнения, Анна даже не может смотреть на еду. Однако Питер с Люси с удовольствием разливают горячий напиток по белоснежным чашкам, разбавляя его небольшим количеством сливок. Выглядят они немного усталыми, но вполне довольными. Кажется, они абсолютно уверены, что эта встреча пройдёт превосходно, и вскоре они смогут отправиться прямиком в Лондон.
- Может, присядешь, дорогая? - любезно интересуется Люси, похлопывая по мягкой коричневой обивке дивана возле себя.
- Нет, - категорично отвечает Анна, продолжая измерять шагами комнату. - Неужели мы просидим здесь вечность? Почему они не спешат прийти сюда?
Вокруг гостиной постоянно слышится какая-то возня, но ничего не говорит о том, что родители жаждут увидеть воскресшую дочь. Наконец, где-то наверху слышится хлопанье дверьми и стук каблуков по лестнице, ведущей в основную часть дома. Питер с Люси откладывают чашки прочь, вставая и готовясь познакомиться с родителями девушки. Анна же замерла возле двери, судорожно рисуя в голове образ отца и матери, представляя, что скажет им спустя годы разлуки. Дверь в гостиную распахивается, и на пороге возникают две до боли такие родные и любимые фигуры.