«Сентябрь. 1775 год
Столь непривычно вновь покидать очаг. Знаю, что всё это не в последний раз, тем более родители обещали навещать меня при первой возможности. Необходимость закончить обучение в пансионе заставила меня собрать вещи и сесть в экипаж, по крайней мере, теперь у меня есть настоящий дом.
Родители уговаривали меня нанять преподавателей, чтобы я и вовсе не покидала Плетон Пик, но я действительно соскучилась по пансиону и его строгому порядку вещей. В особенности мне не терпится увидеть Кети. Ей прекрасно известны последние новости, однако меня больше интересует, как обстоят её дела с Питером.
Он, как и Люси, переехал в Лондон и снял небольшой дом для себя и сестры. Я спокойна, зная, что соблазны большого города не смогли вскружить им головы, хотя почти каждый вечер они предпочитают выбираться из дома, посещать театры и званые ужины, заводить полезные знакомства, постепенно осваиваться в Лондоне, привыкая к новым порядкам. Если счастливы они, счастлива и я. По крайней мере, я стараюсь себя в этом убедить».
Занятия в пансионе, как ничто другое, помогло девушке отвлечься от забот и лишних мыслей. С головой окунувшись в изучение новых предметов, подготовке к экзаменам и репетициям предстоящего бала, она закружилась в водовороте учёбы, чему была несказанно рада.
Многие были удивлены, что теперь вместо сироты Элизабет Адамсон в пансион вернулась уверенная в себе Анна Купер, которую каждую неделю навещали родители. Многие воспитанницы пересмотрели своё отношение к этой девушке, но Анна не стремилась уделять этому внимание, поскольку нуждалась в дружбе только одного человека - Кети.
Питер с сестрой тоже навещали девушек, но внимание молодого человека было целиком и полностью сосредоточено вокруг его невесты, а Анна тем временем проводила время с Люси, рассказывая о пансионе и грядущих планах, интересовалась жизнью девушки в Лондоне. Кажется, та рада, что теперь миссис Марлоу не контролирует каждый её шаг, не поднимает на смех её идеи и желания. Люси нашла в брате ту самую поддержку, которой ей так не хватало все эти годы. Пару раз она всё же писала матери письма, но ответы на них так и не приходили.
«Декабрь. 1775 год
Для любой выпускницы пансиона бал является чуть ли не смыслом многих лет обучения. Признаться, даже для меня это событие ощущается, как что-то волнующее и незабываемое, наполненное музыкой и воспитанницами, которые синхронно повторяют отработанные на уроках движения, двигаясь по зале в красивых платьях.
Несмотря на то, что танцы не так увлекают меня, как игра на фортепиано, я всё равно с удовольствием представляю лица родителей, которые непременно гордятся мной. Бал - это не просто торжество, это, словно, отправная точка во взрослую жизнь, в которую я всегда так боялась шагнуть. Но теперь у меня есть всё, о чём я мечтала, так что я смело готова идти дальше».
Глупо вспоминать, как Анна старалась найти в толпе знакомые синие глаза. Эдвард никогда бы не смог найти её в пансионе, а даже если бы и знал об этом, не смог бы прийти на торжество, поскольку гостями могли стать только родственники воспитанниц, а также попечители пансиона. Однако, танцуя с каким-нибудь юношей, Анна невольно представляла на его месте полковника, отчего на губах расцветала едва заметная улыбка.
С того дня, как она покинула Гринвич Парк, девушка не раз думала, вспоминал ли он её? Продолжал ли любить после того, как Анна исчезла из его жизни без объяснений?
Девушка вздыхает, пролистывая тетрадь, равнодушно пробегая по датам, когда, наконец, заставляет себя остановиться на последней. Дальше идут чистые листы, она так и не решилась написать что-либо.
«Март. 1776 год»
Не нужны слова, чтобы описать событие, произошедшее в тот месяц. Оно буквально вывернуло наизнанку чувства, которые так и не смогли вернуться в привычное состояние покоя. Анна отчётливо помнит, как незадолго до этого однажды утром её постигла странная тоска, причину которой девушка никак не могла определить, а всё гадала, что же такое могло оборваться внутри, с треском провалиться куда-то в темноту. Вглядываясь в мутно-жёлтый рассвет, Анна вдруг вспомнила про часы. По привычке спрыгнув с широкого подоконника, она забралась в постель и, откинув подушку, замерла над серебряной вещицей. Тонкая металлическая секундная стрелка застыла на месте, отказываясь возобновлять свой ход. Тогда девушка и подумать не могла, что эта мелочь способна стать предвестников большого несчатья.