С самых первых шагов его увлекло всё, абсолютно всё. Любой из ученых Земли продал бы душу, чтобы быть на месте Баклана. За стенами музея засинели сумерки. В красивых светильниках, люстрах и бра загорелись матовые лампы, освещая экспонаты и стенды достаточным для осмотра мягким светом. Первый этаж, конечно интересен, но скорее всего для специалиста, любого физика занимающегося квантовой физикой или хронодинамикой, но Баклан осмотрел все с большим интересом, увлекшись и не замечая как летит время. Баклан уже чуть проголодался, и чтобы не таскать за собой пакет с едой и выпивкой, решил съесть то, что взял в уютном кафе рядом с музеем. Поел, с большим удовольствием выпил. Достал сигарету, вспомнил, что нет огня. С куражом попросил огонька у музея. Совсем рядом с ним, в стене, открылась небольшая амбразура, и оттуда вылетел похожий на официанта из кафе робот, услужливо протянув своим юрким манипулятором зажигалку. Простая, газовая, она была сделана, как и все в этом городе с любовью и умением. Поблагодарил приносителя. Тот в ответ бибикнул и спрятался в свою нишу. Перекурил, сидя на простой и удобной деревянной лавке у стены, стряхивая пепел в бумажный кулёчек, свернутый из упаковки. Выбросил кулечек с окурком в витиеватую урну. И начал осмотр второго нижнего этажа. Если на первом этаже был во всей красоте показан момент рождения вселенной, расписанный по секундам и их триллионным долям, то на втором была экспозиция дальнейшего развития событий, до какой-то особой, известной создателям даты. Баклан удивился, узнав, что в некоторые моменты развития нашей Вселенной, в самом начале, время и пространство и то, что после стало веществом, существовали отдельно друг от друга. Что они, совершенно не соприкасались и не взаимодействовали. Были и такие этапы развития, когда они были двумя сторонами чего-то плоского, и если пространство скручивалось или сильно прогибалось, то и разница между ними просто исчезала. Потому-то все и произошло в первые мгновения, которые, если разобраться, были совсем не мгновениями, а потом, через пару секунд после начала, все лишь развивалось и расширялось, принимая почти современный вид. Но и это, расписанное более чем доходчиво, входило в уставшее сознание с большим трудом, Баклан уж подзабыл, что учил когда-то. Третий, очередной этаж, расписывал и показывал дальнейшее расширение и развитие вплоть до становления нашего, обычного космоса.
А дальше - больше. Но, экспозиция была почти понятна ему. Баклан от сознания этого даже сам себя зауважал. Будто кто-то, кто построил музей, чудными весами взвесил его интеллектуальные возможности, определил его ай къю, и выдавал ему информацию на пределе того, что он мог понять, на самом-самом пределе. На одном из очередных этажей была действующая схема черной дыры с обширными математическими раскладками и комментариями. Конечно, он не все понял, но суть того, что хотели довести до зрителя, он усвоил. Кроме того, что было там - внутри. Ему не показали даже формулы, описывающие душу черной дыры, наверное, люди пока не придумали символы, описывающие тот мрак.
На следующем этаже показывалась связь нашей вселенной с другими доменами через черные дыры и каверны между вселенными. Граничащие с нашей вселенной домены были совершенно другими, лишь в одном из полутора десятков, есть звезды, но галактики там совсем не как наши, а длинные, очень сильно вытянутые, как длинные огурцы, с таким же, как у нас, множеством звезд, так Баклану показалось. В пространной сноске внизу четко расписывалось, в чем различие между существующими вселенными. И ещё, будто намёк, но он понял так, - в бесконечной вселенной не может быть конечного числа миров.
Что Большая Вселенная бесконечна во времени не только в будущем. Она бесконечна и в прошлом. И всё то, что возможно, будет в будущем, наверняка уже когда то было в бесконечном прошлом. Что все возможные варианты будущего уже когда то были.
Что возможности чего-то нового почти нет. И не из-за витков пресловутой спирали. Просто, слишком велика вероятность повторения. И даже не вероятность, а непременная обязательность, в любом из всех возможных вариантов развития событий.
Но, для Баклана это было уже слишком.