- Вот, к планете подлетают большие корабли, зависнув над безбрежным океаном, сбрасывают в воду семиметровые, мерцающие серые сферы. Эмбрионы-зародыши подводных планетарных станций. Двенадцать больших планетарных баз.
Кто-то решил, что двенадцати хватит. Туда бы его!
Через сорок дней огромными, полукилометровыми кубами станции присасываются к скальному дну и круглым, подводным атоллам планеты. Чтобы не менять планету под себя, люди решили сами измениться под бесконечное и прекрасное море.
- Что-то среднее между китом и тюленем, метра в три длиной, серо-синего цвета, с маленькими, упрятанными под передними плавниками ручками. И все шло хорошо. Первые несколько месяцев. Дельфины-тюлени-люди все дальше и дальше уплывали от станций-баз, с большим трудом и нежеланием возвращаясь домой для питания и общения. Потом кому-то, слишком увлеченному изучением блистающего мира, возвращаться для получения нужных калорий в виде абсолютно неаппетитной питательной пасты не захотелось, и он поймал рыбу. Потом еще одну. И еще.
Через пару лет на огромных подводных базах-кубах не было никого. Они изучали прекрасную, доставшуюся им даром планету. И до тех, оставшихся за сотни световых лет от них зеленых людей, им не было никакого дела. Потом, следующие поколения разучились писать, потом говорить. Потом, встречаясь друг с другом в бескрайнем океане, могли повздорить из-за рыбы, могли даже подраться! На той планете больше не было городов. Никогда.
Баклану было жаль этих, канувших в океан, зеленых людей-дельфинов.
- Дальше то что?
Были и мыслящие океаны, была и отдельная странная раса, невидимая плазменная сущность, на бутике которой была надпись: "Медведи".
- Во, щас помру! - Медведи! А где барсучки и зайчики? Вместо медведей на большом экране лишь пара звезд, с извивающимися вокруг большей из них, плазменными шнурами. - А где же медведики?
Было много красивых цивилизаций, покоривших пространство и достигших невиданных высот, но, познавая сущее, открывших те двери, которые открывать бы не стоило.
И где они?
А вот просто планета. - Гелла. Красивая морями, горами и лесами. Городов мало, и они маленькие и аккуратные. Уютно и независимо стоящие в рощах и садах одинокие, небольшие и красивые дома. Отличные дороги. Мосты. Все в идеальном порядке. Просто пасторальный вид - Ватто и не снилось. Но, на орбите над планетой сотни, тысячи станций, планеты системы освоены до какого-то немыслимого уровня. Тысячи межзвездных станций, сотни огромных транспортных и исследовательских кораблей. Наука и искусство, поднятые до недостижимого абсолюта. Скульптуры, картины, музыка, спорт. Исследование космоса и чужих рас. Жившие здесь существа ушли, сохранив для кого-то свою планету. Или, их ушли?
Иногда о планете или цивилизации Баклану рассказывал приятный голос - музей.
На экспозиции показывающей эту пустующую планету музей сказал, что там отличные условия для него, Баклана, так как раса, жившая там, была очень похожа на людей.
Условия, мол, отлично ему подходят. И не хотел бы он, Баклан, туда?
- Нет, дорогой, я домой хочу, на Землю. А эта планета - да, неплохо. А жили, говоришь, жили там, люди?
В ответ совсем тихо - Может быть.
Вот так! Баклан на пару секунд даже замер. Музей говорил не как машина, он говорил как сидящий за стенкой невидимый собеседник, как нормальный земной человек. А это, последнее - может быть - было сказано с явной тоской и сожалением, будто о чем-то ушедшем и дорогом. Хотя, за его кривляния и ехидный сарказм, живой собеседник давно бы уже разозлился на него и послал подальше, а этот терпел, наверное, все же, коробочка с чипами, а жаль!
И откуда же было знать человеку - настолько эта планета знакома, до последнего кустика знакома каждому из ушастых махтов?! Знакома миллион лет!
А вот и он - махт, серый и ушастый, застывший во времени чмырь. Но, ни одного, никого из разумных, замороженных во времени, как звери и динозавры, Баклан здесь не видел! Они же с Фунтом разговаривали с ними! Они разумнее разумных. Странно.
Еще страннее было то, что здесь была представлена история не серых, а сильно похожих на людей существ. Потом, в какой-то миг, история этих, достигших заоблачных высот людей, прерывалась, и на сцене появлялись серые. С выходом из-за печки, грозной и могучей расой.
Вместо истории махтов на экране серый, ходивший туда-сюда с предметами обихода, пищей или одеждой, занимавшийся уборкой, выращиванием овощей или игрой с детьми.