Он нормально читал и говорил по-русски, но было написано по-польски.
У него оставалась почти полная пачка сигарет. Закурил.
Выглядел он просто жалко. - Фунт плакал.
Тихо, без всхлипываний и других звуков. Большие, обильные слезы катились по его небритым щекам. Он плакал и курил, не обращая на слезы внимания. И только когда влага замочила сигарету, он вытер лицо. Затушил о палубу окурок и закурил новую сигарету. Потом еще одну. Потом еще. Закашлялся, от сигарет драло горло, в легких стоял комок. На всякий случай положил сигареты в карман. Вдруг пригодятся?
На пожелтевшей от старости бумажной телеграфной ленте было написано, что он должен надеть скафандр, который, несмотря на всю его кажущуюся старость и ветхость, еще вполне надежен и безопасен. Открыть входной шлюз, опустить с помощью ручного ворота аппарель, взять в том же тамбуре излучатель, который сейчас там стоит, и, отматывая толстенный кабель, перетащить излучатель за скалу, которая все это время его прикрывала. Потом, по отвесу, направить излучатель вертикально вверх. И, выдернув стопорное кольцо, "резко опустить вниз, до щелчка, рубильник", включить излучатель.
Фунт с таким же успехом мог бы умереть и здесь.
Но, в депеше было сказано, что он, мол, может сидеть и тихо ожидать своей участи.
Но, в таком случае не поздоровится и Баклану, который здесь, недалеко.
Он бы ждал. Раньше. Но сейчас не мог. Он раньше мог бросить товарища. Сейчас нет. Очень хотелось жить. Фунт был уверен, что это перетаскивание проклятого реостата последнее, что он делает в своей жизни. Ради собственного спасения он с места не сдвинулся бы! Лучше уж здесь, чем там - под обстрелом сгореть заживо. Его сожгут, скорее всего, на первой сотне метров. С высоты все отлично просматривается, несмотря на горящую поверхность планеты. Да и на кораблях приборов полно. Так что, что, что?
И сам себе - нужно идти! Последний раз перекурил. Вышел в переходной тамбур.
Одел, действительно, очень ветхий, покрытый броневыми пластинками на груди, животе и плечах скафандр. В самых уязвимых, как казалось тем, кто его сделал, местах.
Шея и пах были совсем открытыми, не считая тонкой металло-пластиковой ткани с подобием узорчатой вышивки. Как на рушнике, но серо-зеленой.
И от этой открытости и незащищенности уязвимого для каждого мужика месте, Фунт чувствовал себя не совсем уверенно. Защелкнул все ржавые кнопки и защелки. Когда защелкнул последнюю, внутри скафандра заработала вентиляция.
Опустил забрало гермошлема. Воздух в скафандре был на удивление чистый и свежий. Все его потное тело вентилировалось. Ему даже показалось, что скафандр помыл его. Излучатель пионов-мезонов был похож на самодельный сварочный аппарат, и колеса его также ковались, наверное, в деревенской кузне.
Весь аппарат был до того корявый, что Фунту казалось, что и кузнец его сделавший, был кривым, горбатым, колченогим и одноглазым, как Циклоп, и ковал свое творение кривым молотком на кривой наковальне. - С похмелья! А перед этим, ночью, в пьяной драке, ему выбили его единственный глаз!
Катушка с довольно толстым силовым кабелем была здесь же, в тамбуре. Он рассмотрел излучатель, а вдруг дойдет? Да действительно, был примитивный, дальше некуда отвес,
и сбоку аппарата рубильник со стопором в виде загнутой металлической скобки.
Весь агрегат, включая кабель и катушку, был потертым и изношенным, будто здесь, на этой чертовой планете, каждый день кто-то, как угорелый, носился по горящей поверхности, по лавовым озерам и ущельям с этой проклятой катушкой и чертовым реостатом! Но, стопорная скоба рубильника была свежевыкрашенной. И, показалось Фунту, ее красили не кисточкой, а пальцем. - Ерунда полнейшая. Эх, еще бы покурить! Увидел на грунте у переборки большой кусок белой как мел породы, написал у аппарели при выходе, большими буквами - ФУНТ, вдруг погибнет смертью героя, пусть все знают - он был здесь!