— Боже мой, зачем?
— Началось это с поиска материала для моей книги, но на самом деле я пошла туда из-за вас.
Марта зажгла сигарету.
— Для чего вы это сделали?
— Я хотела понять. Я так мало о вас знаю, Марта. Мы познакомились, когда вы были любовницей Лидии, и потом мы едва виделись, а теперь сидим тут, говорим о любви и решаем: ложиться нам в постель или нет.
— Что же вы хотите узнать обо мне, прежде чем уложить в койку?
Джозефина вынула у Марты изо рта сигарету, и той пришлось зажечь новую.
— Не валяйте дурака, — с раздражением сказала она. — Вы знаете, что я имею в виду.
— Нет, не знаю. Я поражена и тронута, что вы решились посетить тюрьму исключительно для того, чтобы понять, через что я прошла. Но какое значение для наших отношений имеет все остальное?
— Значит, если бы вы могли задать мне любой вопрос, то даже не стали бы этого делать?
Марта покачала головой:
— Нет, если бы речь шла о прошлом, не стала бы. У меня в этом нет нужды. Мое отношение к вам не изменится оттого, что я узнаю, в какую школу вы ходили.
Джозефина залилась краской, вдруг почувствовав себя наивным ребенком, не понимающим самых простых истин. Того контроля над положением вещей, который еще недавно ее так радовал, уже как не бывало, и главенствовала здесь сейчас вовсе не она. В начале вечера собеседница обнажила ей душу и высказала все, что хотела, теперь же, когда Джозефина попыталась сделать то же самое, Марта ее попросту осадила.
— Что и говорить, вы умеете вести разговор в нужном вам русле, — в сердцах произнесла Джозефина.
— Простите меня. — Марта в раскаянии воздела руки. — Но неужели вас действительно удивляет, что я не хочу застревать в прошлом, с которым уже покончено? Джозефина, мое прошлое мертво. В живых не осталось никого из тех, что были свидетелями большей части моей жизни, — ни родителей, ни любовников, ни детей. Дольше всех меня знает Лидия, да и то всего лишь два года.
— Что ж, это означает, вы совершенно свободны и можете вести себя, как вам заблагорассудится.
— Я не чувствую свободы. Я ощущаю ужас. Мне кажется, будто я вообще не существовала. Мне кажется, что жизнь моя закончилась вместе со смертью тех, кого я любила. Раньше я думала, что через этот ад проходят только очень старые люди — те, что намного переживают всех своих сверстников, — но теперь я знаю, как это происходит. И сейчас я хочу, чтобы у меня в жизни появился свидетель моего будущего, а не прошлого. Неужели мое желание бессмысленно?
— Конечно, нет, но если ваши отношения с Лидией самые продолжительные, почему не попробовать их продлить?
— Потому что, Джозефина, все, за что бы я ни взялась, рассыпается в прах. Как я могу подвергнуть Лидию такому испытанию?
Джозефина изумленно подняла брови:
— А меня вы ему готовы подвергнуть, и даже с удовольствием?
— Вы — совсем другое дело. Лидия не такой сильный человек, как мы с вами, и на все смотрит сквозь розовые очки. Весьма полезное свойство, и я ее даже за это люблю, но в конечном счете оно ни черта не стоит. Когда я истекаю кровью, она протягивает мне пластырь и напевает песенки, в то время как вы ампутируете мне руку и дарите жизнь.
Это было продуманное замечание, напомнившее Джозефине, почему ей нравилось то, что писала Марта.
— Значит, вы все еще любите Лидию?
— Да. Но не так, как вас. Я лишь беспокоюсь о ней: меня волнует ее жизнь.
Джозефина вспомнила слова Мэри Сайз о том, что Марте необходима опора, и в глубине души она понимала, что этой женщине не нужны взрывчатые эмоции Лидии.
— Тогда попробуйте вернуть свою жизнь в прежнее русло, — тихо промолвила Джозефина. — Ваши чувства ко мне тут не помогут. Нельзя всю жизнь проходить через ампутации.
Марта вздохнула.
— В ваших устах это звучит так легко и просто. Не говоря уже обо всем остальном, с чего вы решили, что Лидия после всего неожиданно захочет ко мне вернуться?
В этих словах впервые промелькнул намек на то, что Марта на возвращение к Лидии согласна, и Джозефина почувствовала что угодно, но только не облегчение.
— Жеманность вам вовсе не лицу, — мрачно произнесла она. — Конечно, Лидия вас примет. Вы ведь наверняка читали ее письма? — Джозефина, никак не ожидавшая от себя такого взрыва ревности, вдруг осознала, что немалую роль в том, что она пыталась снова свести бывших любовниц, играл ее эгоизм: пока эти двое вместе, у нее остается надежда, что она не потеряет Марту навсегда. — Так или иначе, не мне, а вам решать — возобновить с ней отношения или нет. Я только хочу, чтобы вы не считали, будто я в этом деле — препятствие.