Бегонья раскладывала жаркое и почти не слушала младшего лейтенанта.
— …один солдат, некий Мартин Элосеги…
Вилка замерла у нее в руке.
— Мартин Элосеги?
И столько удивления было в ее голосе, что все офицеры повернулись к ней. Феноса поморгал близорукими глазами и закашлялся.
— Да, Мартин Элосеги.
Она положила вилку на скатерть.
— Такой высокий, черный, лицо сердитое?
— Он самый.
Она засмеялась.
— Господи! — воскликнула она. — Вот здорово! Это, это…
Она остановилась, подбирая нужное слово, так и не нашла и откинула кури, упавшие на лоб.
— Ему лет двадцать пять, — сказал Феноса. — Студент. Юрист, кажется.
Бегонья все смеялась.
— А можно узнать, в чем дело? — спросил один из лейтенантов, прожевывая мясо.
— Осторожней, мы люди ревнивые!
Бегонья обвела мужчин торжествующим взглядом. Она давно приняла всерьез свое прозвище, и офицеры были для нее просто большими детьми.
— Это моя первая любовь, — смеялась она. — Мы жили на одной улице, в Логроньо, и он каждый день меня провожал. — Она повернулась к Феносе. — Куда вы его дели? — весело спросила она.
Феноса растерянно улыбнулся.
— Я думаю, он в сарае с другими пленными…
— Ох, бедный Зверек! — воскликнула она. — Там такой холод… — Она поднялась было, но майор остановил ее жестом.
— Не покинете же вы нас сию минуту!
— Подождите! Потерпите немножко, Бегонья.
Она не слушала. Машинально оправив нагрудник белого передника, она властно посмотрела на мужчин.
— Ну что вы! Как я могу тут сидеть, болтать, когда мой друг попал в беду? Да мне кусок в горло не полезет!
Она сказала это так твердо, что никто не посмел возразить, и, довольная собой, снова обратилась к Феносе.
— А вы не пойдете со мной, лейтенант? — спросила она.
Феноса колебался — он всегда колебался, когда Бегонья о чем-нибудь его просила; с ним, девятнадцатилетним, она говорила покровительственным тоном и очень его этим смущала. К тому же он ждал, что Бермудесу расскажут про его утренний подвиг, и это нарушало все его планы.
— Что ж, пойду… — буркнул он, — Раз уж вы так просите…
Ординарец освещал дорогу походным фонариком. До сарая было метров тридцать, туда вела тропинка, обсаженная мимозами. У входа стояли на часах два солдата; при виде Феносы они быстро встали по стойке «смирно».
— Открыть дверь!
— Сейчас, сеньор лейтенант.
Сарай был узкий и длинный. На потолке висели летучие мыши с тусклыми крыльями. На мешках, среди пустых ящиков, человек десять пленных спали мертвым сном. Услышав скрип засова, некоторые поднялись, и желтоватый свет фонаря мазнул по их испуганным лицам. Другие дремали сидя, опустив голову на ладонь, и при звуке шагов подняли глаза.
— Мартин Элосеги!
Один из лежавших медленно встал, сноп света скользнул по нему. Лицо у Мартина было сонное, злое; он смотрел на пришедших из своего угла невидящими глазами.
— Здесь.
Знакомый звук его голоса был для Бегоньи как откровение. С их последней встречи Элосеги очень похудел, но выражение его лица было то же самое.
— К вам дама, — насмешливо сказал Феноса.
Мартин смотрел на нее и не видел — свет слепил его, — а у Бегоньи все чаще билось сердце.
— Не узнаешь? — спросила она так жалобно, что сама смутилась.
Мартин увидел ее, но еще не верил. Лицо у него было каменное, твердое, как раньше, но выглядел он старше, за два дня отросла бородка.
— Бегонья, — тихо сказал он. — Неужели ты?
Тогда вся нежность, скопившаяся в ее сердце, хлынула наружу.
— Зверек! — закричала она. — Ох, Зверек!
Уже стемнело, когда в местечко отправили первую группу — шестнадцать мальчишек под командой сержанта Сантоса. Среди них был маленький Эмилио, который, увидев отца, бросился было бежать, но в конце концов обнял его и заплакал. Благодаря его признаниям, дополненным сообщениями учителя Кинтаны, прояснились события последних дней и стало понятней, как и почему убили Авеля Сорсано.
По-видимому, бегство Пабло произвело на ребят очень большое впечатление. Кинтана ушел искать его по соседним деревням, и в интернате полновластным хозяином стал Стрелок. Ребята слушали радио, и в сердце их воцарялись анархия и беспорядок. Диктор непрестанно повторял: «Не теряйте бдительности! Организуйте свою полицию; выявляйте предателей; если среди вас есть фашисты, казните их». Спрятавшись за гардиной у Кинтаны в комнате, один из них слушал это, и призывы уже передавались из уст в уста, пока разведчик карабкался в общую спальню по громоотводу. Здесь они умели читать между строк; из каждого куска газеты, брошенной в углу умывалки, вычитывали невероятные, невиданные, немыслимые вещи. Они поднимались в спальню, преследуемые мыслью о казнях, покушениях и вылазках, и весь день, ускользая от учительского ока, играли в кровавые игры. Стрелок учил их искусству боя и, развивая их ловкость, готовил к захвату власти.