Людей поставили на колени перед сценой, пригнув головы к полу.
- Шапочник! Шапочник! Отец! Отец! - скандировали крысолюды.
Своды зала дрожали от слитного голоса десятков чудовищ. Темп произносимых воззваний учащался, пока не превратился в рёв под бой барабанов. Внезапно звуки оборвались; барабаны умолкли, затих шум в зале. Краем глаза Виктор наблюдал за саркофагом. Со скрежетом отодвинулась крышка гроба, над краем показалась костлявая крысиная лапа. Пергаментная растрескавшаяся кожа с редкими белыми волосками навевала мысли о древности существа, покоившегося в бронзовом ящике, золотые перстни с драгоценными камнями на тонких скрюченных пальцах говорили о высоком положении мертвеца. На массивном кольце-печатке мерцали потусторонним зеленоватым светом инициалы хозяина - литера "А" и цифра "I". Что бы они значили? Неужели крысолюды ограбили могилу понтифика Антония Первого, виновника их возникновения?
За рукой последовал высокий головной убор, расшитый золотом и серебром - митра понтифика, предназначенная для проведения таинств. Естественно, серебро потемнело, а золото померкло за долгие годы, ткань испачкалась и была пробита в некоторых местах, но впечатление головной убор производил неизгладимое. Под ним кривилась крохотная по сравнению с митрой крысиная мордочка, белая, поросшая короткой жёсткой растительностью. На ней ядовитой зеленью горели крошечные глазки без зрачков. Бывший послушник сообразил, почему существо называли Шапочником - подобной "шапки" не имел никто кроме понтификов.
Потарахтев костями, драгоценностями, пошуршав одеянием, существо встало в саркофаге в полный рост. Ниспадающее до пят белое одеяние не могло скрыть выпирающего живота чудовища, и Виктор невольно задумался о рахите у нежити. Определённо, восставший в гробу крысолюд обожал роскошь, причём, в отличие от иных, обвешивающихся несчётным количеством драгоценностей, имел вкус. Плечи именитого грызуна охватывала короткая накидка с капюшоном, застёгивающаяся на груди рубиновой брошью. Накидка, по видимости, была из тончайшего узорного шёлка с горностаевым подбоем. Сейчас накидка, некогда бывшая роскошной одеждой, представляла собой удручающее зрелище: грязная, изъеденная насекомыми, продырявленная; горностаевый мех свисал мелкими клочьями. На груди висел на толстенной золотой цепи медальон в виде человеческого черепа, заключённого в неправильной формы звезду - священный некромантский знак. В одной руке нежить стискивал медный посох с позолоченным навершием в виде крысиной головы, второй рукой он перебирал вскрытые лаком костяные чётки. Крысолюд неспешно, опираясь о посох, вылез из саркофага. Мелькнули красные кожаные туфли, как ни странно, почти новые. Он повернулся к гробу, порылся в карманах задрипанного облачения, выудил маленький предмет вроде брелка из змеиной головы и нажал на него. Предмет и саркофаг одновременно тренькнули, крышка сама собой встала на место.
Медленно обозрев зал, крысолюд осклабился и довольно захихикал.
- Привет, молодёжь! - поприветствовал он собравшихся.
- Здравствуй, Шапочник! - хором поздоровались чудовищные грызуны.
Далее он произнёс речь, сплошь состоящую из нецензурных выражений, перемежаемых обыкновенными словами. Виктор открыл для себя много нового, интуитивно улавливая смысл незнакомых словосочетаний. Шапочник говорил степенно, предоставляя слушателям возможность вдуматься и понять, о чём идёт речь. Оратор был преисполнен достоинства, от него исходила мистическая сила, называемая учёными мужами "харизмой". Сразу видно - стоит на сцене серьёзный субъект, не любящий шуток, настоящий предводитель преступного сброда. Насколько понял бывший послушник, отвлекавшийся на духовное обуздание строптивого кишечника, крысолюд провозглашал скорый поход против живых в помощь призвавшему нежить в Лаврац "большому другу крысиной расы". Собравшиеся в городских катакомбах грызуны - разведывательный отряд, за которым придут несметные полчища нежити. Они разрушат старый мир и на его руинах построят новый порядок, и главная роль в нём будет принадлежать крысолюдам, вампирам и прочим разумным представителям нежити. Под конец Шапочник обозвал людей крайне дурными словами и воззвал к бурному празднованию грядущей победы над живыми. Воззвание пришлось по душе крысолюдам, они восприняли его как сигнал к действию и возобновили гулянья.
Выговорившись, Шапочник удосужился поглядеть на поникших у сцены людей. Кровожадная ухмылка, не сползавшая с его морды, стала ещё шире.