Мы шагали по дну высокого и широкого оврага, когда один из сержантов впереди поднял руку и сжал её в кулак. В тот же миг в ушах послышался голос Коршунова:
— Стоять! — велел он.
Колонная замерла. Практиканты, рассеянные меж солдат, и обливающиеся потом под весом тяжёлых рюкзаков и собственного оружия, принялись беспокойно оглядываться по сторонам.
Из тридцати пяти пар пы с Арсом шли пятыми, так что был шанс понять, что же происходит, самостоятельно. Я прищурился, обводя взглядом лог и подъём оврага, пытаясь разглядеть, что заставило нас остановиться. Между парой деревьев, которых по дну оврага росло в достатке, примерно в паре десятков метров впереди, воздух как будто… дрожал?
Точно так.
Переключившись на магическое зрение, я едва не выругался — сияние меж деревьев оказалось таким мощным, что резануло по глазам! Там творилась страшная мешанина — заклинание перемалывало само себя, собиралось заново — и так до бесконечности.
Мимо нас прошагал Коршунов и два его сержанта-прихвостня, имён которых я даже не запомнил. Вели себя как гиены, вечно ему поддакивали — бесили жутко и без того, что сам Коршунов был человеком непростым в общении…
— Гляньте, курсантики, — хмыкнул капитан, почёсывая худой подбородок, а другой рукой указывая меж тех самых деревьев, — Как близко к Стене — и какая опасная дрянь завелась. Можете подойти.
Практиканты, рассредоточенные по всей почти стометровой колонне, начали собираться и подходить.
Раз капитан разрешил — значит на тропе опасности нет.
Подойдя ближе, и остановившись рядом с Коршуновым, я заметил, как несколько мелких предметов — веток, листьев, камешков — медленно парят в том самом мареве, словно время для них замедлилось. Это зрелище завораживало, но в то же время вызывало лёгкое чувство тревоги.
— Знакомьтесь, курсантики. Это сонная плёнка. Выглядит безобидно? — спросил капитан, внимательно наблюдая за нашей реакцией.
Все промолчали.
Я внимательно рассматривал тонкую, едва заметную переливающуюся плёнку, натянутую между стволами деревьев. Она была похожа на тончайшую водную гладь, которая то исчезала, то снова появлялась.
— Вообще, так близко к Стене такие мощные аномалии обычно не появляются — но в этот раз, видимо, что-то изменилось… Может, та волна, пытающаяся прорваться, принесла с собой дряни… Как бы там ни было — к делу. Это отличный пример того, почему в Урочище вам надо держать глаза и чувства широко окрытыми! Если вы войдёте в эту хрень, — продолжил Коршунов, поднимая с земли маленький камень, — Произойдёт вот что.
Он бросил камень через плёнку. Тот на мгновение завис в воздухе, затем начал медленно двигаться вперёд — хотя по всем законам физики должен был просто упасть на землю. Через несколько секунд движения он исчез из виду — хотя деться ему было просто некуда.
— Поясняю для тех, кто не слушал на лекциях! Если попасть в это дерьмо, для стороннего наблюдателя покажется, что человек просто продолжит идти — а затем он просто исчезнет в оптической иллюзии, будто уйдёт далеко — с какой стороны не посмотри.
— А на самом деле? — уточнил я.
— На самом деле тот, кто попал внутрь, тоже будет уверен, что движется вперёд. Пока не упадёт от истощения или обезвоживания. Он окажется в долбаной петле Мёбиуса. Эта аномалия — неориентируемая поверхность с краем, односторонняя при вложении в обычное трёхмерное евклидово пространство, ясно? Войти можно, выйти — никак.
— Жесть.
Даже пространственные тайники в центре Петербурга теперь казались безобидными шалостями по сравнению с этим. М-да… Здесь всё было на другом уровне — не просто искажение реальности, а её полное переформатирование, способное поглотить любого, кто окажется слишком любопытным.
— Обходим стороной, — скомандовал Коршунов, — Запомните, курсантики — никогда не пытайтесь пройти сквозь такие образования! Даже если кажется, что это единственный путь. Понятно?
Группа дружно закивала.
Даже Аню, обычно не упускающую возможности пошутить, тоже проняло — она молча обошла аномалию по широкой дуге, стараясь держаться как можно дальше от переливающейся завесы. Её лицо было удивительно сосредоточенным (я вообще заметил, что подруга едва ли не серьёзнее других относилась к нашей практике), а меж пальцев крутилось лезвие одного из метательных кинжалов.
Словно она готовилась к тому, что марево может внезапно ожить и атаковать, ха!
Поймав мой взгляд, Лисицына подмигнула и расслабилась, а кинжал оказался убран на перевязь.
Мы двинулись дальше — и чем дальше уходили от Заставы, тем сильнее становилось ощущение, что реальность вокруг нас начинает расползаться по швам. Тропинка под ногами то исчезала, то появлялась снова, будто сама природа не могла решить, где именно должна проходить дорога. Очертания деревьев временами теряли чёткость, будто кто-то взял губку и размыл их контуры. Иногда казалось, что растения движутся, хотя поймать их за этим занятием у меня ни разу не получилось. Воздух становился всё более тяжёлым, а звуки — приглушёнными, будто лес затаил дыхание, наблюдая за нашим продвижением.