Всю свою силу
Тишина.
На мгновение — абсолютная, мертвая тишина. Даже ветер исчез из мира, пропали все звуки, а время замерло, пытаясь сопротивляться моей воле.
А потом…
БАХ!
Тело одного из магов разорвалось, как перезревший плод, и кровь брызнула во все стороны. Алая жидкость застыла в воздухе, превращаясь в рубиновые капли, каждая из которых отражала искаженное лицо умирающего.
БАХ! БАХ! БАХ!
Один за другим, впавшие в транс колдуны взрывались.
Они погибали один за другим, их плоть разлеталась кровавым дождем, их кости — белыми осколками, их внутренности — багровыми лентами, развевающимися на невидимом ветру.
Крики?
Нет.
Они даже крикнуть не успели.
А их кровь…
Она не падала на песок.
О нет!
Каждая капля, каждый брызг тянулся к храму — как железные опилки к магниту. Кровь стекала по стенам, впитывалась в трещины, заполняла руны — и те загорались.
Сначала — слабо, как тлеющие угли.
Потом — ярче, как факелы.
А затем, впитав в себя кровь десяти тысяч жертв, камни Храма полыхнули — и алый свет затопил пустыню, окрашивая дюны в цвет свежего мяса.
Я чувствовал, как где-то далеко, за горами, за морями, они делают то же самое.
Ментухотеп.
Его тени впитывали кровь египетских жрецов, а их души кричали в немом ужасе, пока их втягивало в черные стены его пирамиды.
Юй.
Его земля пила жизненную силу подданных, а их кости превращались в удобрения для рисовых полей, которые никогда больше не дадут урожая.
Мы трое.
Мы последние.
И этот храм — наша страховка.
Я сжал кулак, ощущая, как Эфир внутри меня отзывается на крики погибших, как их боль становится моей силой, как их страх превращается в топливо для того, что должно произойти.
И тогда я засмеялся.
Потому что всё шло по плану.
Тени в огромном зале храма шевелились, будто живые.
Они не просто скользили по стенам — они липли к камням, как чёрная смола, обволакивая массивные колонны, покрытые письменами, которые Ур-Намму принёс из другого мира. Эти письмена дышали — их линии то расширялись, то сужались, словно вены на теле древнего исполина.
Тени стекали вниз, сливаясь в единую пульсирующую массу у подножия жертвенного алтаря — чёрного, как самая темная ночь, отполированного до зеркального блеска, в глубине которого раздавался потусторонний шёпот.
От алтаря веяло ладаном — густым, удушающим, пропитавшим камень насквозь. Но под этим запахом чудилось что-то другое. Металлическое, резкое.
Как привкус крови на языке, как медный звон в ушах перед смертью.
На алтаре лежал парень.
Молодой — лет восемнадцати, не больше. Кожа, обожженная солнцем пустыни, волосы, спутанные от ветра, руки, привыкшие к посоху пастуха, а не к мечу. Его запястья и лодыжки были скованы серебряными цепями — но не потому, что он мог сбежать.
Нет.
Просто так было правильнее.
Так — ритуальнее. А у Ур-Наммы (я чувствовал это) была слабость к ритуалам еще с тех времен, когда он жил за пределами Земли, в тех мирах, где боги ходят среди смертных, а законы реальности пишутся кровью.
Парень дрожал.
Не просто от страха — от чего-то глубокого, инстинктивного, как звериный ужас перед огнем. Его карие глаза метались — по сводам зала, по мерцающим фрескам, изображавшим богов, чьи имена стерло время, по моей фигуре, застывшей в полумраке.
— П-почему я здесь? — его голос сорвался на хриплый шёпот, будто язык отказывался повиноваться.
Я медленно подошел ближе. Мои шаги — тяжелые, мерные — эхом разнеслись под сводами, будто сам храм вздыхал при каждом моем движении. С каждым шагом парень напрягался сильнее, его пальцы впивались в камень алтаря, ногти царапали черный базальт, не оставляя на нём следов.
— Потому что ты особенный, — произнёс я.
Тишина — густая, давящая.
— Ч-что?
Я протянул руку — длинные, узловатые пальцы, покрытые шрамами от древних заклятий — и коснулся его лба. Холодного, липкого от пота.
— В тебе есть сила. Та, что спит в крови, передаваясь из поколения в поколение, как тлеющий уголек в пепле. Ты даже не подозреваешь, на что способен…
Он рванулся, инстинктивно пытаясь отстраниться, но цепи звонко загремели, удерживая его на месте. Серебро оставило красные полосы на коже парня, и капли крови упали на алтарь, мгновенно впитываясь в камень, как будто он жаждал их.
— Я… я ничего не умею, п-повелитель! — его голос сорвался на крик, — Я простой пастух!
Я усмехнулся.
— И всё же ты здесь. Потому что я нашёл тебя. Потому что мы оказались связаны… Ты — один из тех, кто несёт мою кровь. Кровь первых магов. Кровь тех, кто правил до нас — и должен править после.