— Если тебе нужны сплетни, иди к фрейлинам, Никитос. Мне это неинтересно.
Возле одного из покерных столов ему преградил путь отец, и на мгновение они стояли, глядя друг на друга тяжёлыми взглядами. Отец первым нарушил молчание:
— Ты хотя бы попытаешься не опозорить меня сегодня?
Сергей ощутил, как за его спиной сгущаются тени.
— Я здесь, не так ли? И веду себя прилично.
— Да. И пока это единственное, за что я могу тебя похвалить. Надеюсь, ты продолжишь в том же духе.
Сергей кивнул, глядя, как Варвара Долгорукая смеётся с кем-то из гостей. В голове парня снова пронеслись воспоминания о вчерашнем разговоре с Кирой.
— Что я должен делать?
— Танцуй. Общайся. Будь очарователен. Пусть все думают, что ты исправился. Пусть видят в тебе льва…
— Хорошо.
Два месяца.
Всего два месяца с тех пор, как он впервые услышал голос Киры. И за это время он успел сделать многое…
Взгляд Львова заволокло очередным воспоминанием.
Темнота. Запах ржавого металла и озона после недавнего разряда магии. Под ногами хрустело разбитое стекло.
— Ты уверен, что здесь никого нет? — Сергей ощутил, как холодный ветер бьёт в лицо через разбитые окна цеха.
Кира лишь усмехнулась, поправляя перчатки.
— Рабочие ушли. Охрана… перегружена.
Она кивнула на тёмный угол, где лежали два тела в униформе. Их лица были покрыты инеем — результат её работы.
— Нам нужны чертежи из сейфа директора, — сказала она, протягивая ему амулет с тёмным камнем, — Это отключит защитные руны. Но только на три минуты.
Сергей сжал артефакт в кулаке, почувствовав, как по руке пробежали мурашки.
— А если сработает сигнализация?
— Тогда у нас будет пять минут, чтобы скрыться. Или… — она посмотрела на него с вызовом, — Ты можешь повеселиться.
Через десять минут они уже выходили из здания, а в кармане Киры лежали не только чертежи новых магических реакторов, но и кристалл с записью последнего совещания руководства.
А в цеху остались двое охранников с пустыми, застывшими глазами — и вытянутыми из тел душами.
Ещё воспоминание.
Дождь. Лужи, в которых отражались тусклые фонари. Сергей стоял под крышей заброшенного склада, наблюдая, как по улице идёт мужчина в дорогом плаще.
— Это он? — спросил он у тени за спиной.
— Да, — ответил голос Киры, — Магистр Терновский. Тот, кто передаёт отчёты Инквизиции о наших операциях в районе.
Сергей почувствовал, как в груди зашевелилось что-то тёмное.
— И что мне с ним сделать?
— Просто убедись, что он больше никому ничего не передаст.
Терновский свернул в переулок. Сергей последовал за ним, не спеша, как будто просто гулял.
Магистр заметил его слишком поздно.
— Ты… — его глаза расширились. Он узнал Львова.
Сергей не стал говорить. Просто прикоснулся к его груди — и выпустил ту самую нить тьмы, которую освоил за последние недели.
Терновский даже не успел закричать. Его зрачки сузились, рот открылся — но вместо звука вырвался лишь чёрный пар.
Через три секунды он рухнул на землю.
Кира вышла из тени, осматривая тело.
— Быстро… Что скажут целители, когда он попадёт к ним на стол?
— Инсульт.
Она одобрительно кивнула.
— Хорошая работа.
Чей-то смех вырвал Сергея из воспоминаний. Он вздрогнул.
«Хорошая работа».
Теперь эти слова звучали в его голове как приговор.
Каждое задание связывало его с мятежниками крепче. Каждое убийство, каждая кража оставляли след — не в мире, а в нём самом.
И теперь, глядя на гостей, смеющихся и пьющих вино его отца, он понимал: назад дороги нет.
Мысли Сергея упрямо возвращались к ней.
Интересно, где она?
Кира исчезла сразу после их коротких встреч. Обычно она появлялась как тень — внезапно, без предупреждения, оставляя после себя лишь шепот обещаний и запах черной амбры. Но сейчас её не было.
И это бесило.
Сергей хотел её — всегда, каждую секунду своей новой жизни.
Её губы, обжигающие, как яд, когда она кусала его за нижнюю губу, оставляя капельки крови.
Её ногти, впивающиеся в его спину.
Её смех — хриплый, почти звериный, когда он прижимал её к стене в очередной конспиративной квартире.
Он резко тряхнул головой, отгоняя наваждение, и посмотрел на своё отражение в огромном зеркале бального зала.
Глаза — слишком тёмные, почти без белка. Пальцы — слегка дрожат. Губы — растянуты в оскале, который сложно назвать улыбкой.
«Ты становишься зависимым, Львов», — внезапно прошептало отражение.