Пора!
Энергожгуты, которые я направлял, вонзились в женщину, вырывая из неё проклятие с корнем. На самом деле, всё было просто — мне было нужно всего лишь не допустить объединения Хугина и жены шейха, только и всего…
Но проклятье в женщине было сильным — оно цеплялось за каждую клетку, за душу, за саму жизнь!
— Марк! — зарычал шейх, удерживая беснующуюся на постели жену, — Она вытягивает… Мою… Защиту…
— Ещё немного!
Я усилил нажим, и…
Кожа женщины растянулась, как плёнка, и зелёная масса оторвалась от неё с хлюпающим звуком, втягиваясь в зрачок Хугина.
Особняк вздрогнул. Стены затрещали.
Женщина закричала — наконец-то своим голосом.
А Хугин… изменился.
Его бронзовые пластины раскрылись, обнажив ядро — теперь оно пульсировало вдвое сильнее, зелёное и чёрное, как яд и пепел.
Шейх застыл, глядя на жену — её кожа была чистой, но дыхание едва уловимым.
— Она…
— Жива.
Хугин дрожал в воздухе. Бронзовые пластины скрежетали, будто под давлением невидимой силы. Зелёные прожилки на поверхности глаза пульсировали, становясь то ярче, то тусклее, словно что-то внутри отчаянно боролось за свободу.
И вдруг из зрачка Хугина вырвался серый, вязкий дым.
Он сгустился передо мной, принимая очертания…
Отца.
— Сынок… — голос Григория, такой же твёрдый и холодный, каким я его помнил, — Ты действительно думаешь, что сможешь удержать меня?
— Дешёвый фокус, — проворчал я, формируя купол из энергожгутов вокруг Хугина. Так, сканирование структуры… Оценка энергоёмкости… Поиск слабых мест…
Проклятие дрогнуло — и образ рассыпался, чтобы тут же собраться заново.
Теперь передо мной стояла Илона.
— Марк… помоги мне… — её голос дрожал, рыжие волосы рассыпались по плечам, а в глазах стояли слёзы.
Я на мгновение замер — и тут же выдохнул с презрением:
— Ты даже не знаешь, как она на самом деле говорит.
Дым снова взметнулся, и на этот раз передо мной возник дед — высокий, статный, в классических брюках, неизменной рубашке с жилеткой, с пронзительным взглядом Варг’Шада и когтистыми руками.
— Ты слаб, Марк. Как и всегда.
Я фыркнул.
— Старый трюк. Ты даже и близко не похож на него.
Но проклятие не сдавалось.
Дым заклубился снова, и…
Передо мной появилась она.
Элойна.
Дочь Титаноса! Высокая блондинка, с теми же глазами, той же улыбкой, такой же божественной фигурой, какую я помнил…
На пару секунд я онемел.
— Маркелий… — её голос был точь-в-точь как тогда… — Дай мне немного свободы. Я не причиню тебе вреда! Я… Доставлю тебе удовольствие… Помнишь, как нам было хорошо? Ты ведь хотел повторить…
Как оно узнало⁈
Я не говорил о ней никому. Не вспоминал — но неужели проклятие каким-то образом вытащило это из глубин моей памяти⁉
Обалдеть, я ведь даже воздействия никакого не почувствовал!
На мгновение я заколебался — и этого хватило!
Хугин взвыл — его корпус затрещал, зелёные прожилки вспыхнули ярче. Проклятие рвалось наружу и брало суть моего маледикта под контроль!
— Нет!
Я сжал механический глаз в ладони, и энергожгуты впились в него, сплетаясь в плотную сеть.
— Обратно!
Дым зашипел, образ Элойны исказился — и проклятие втянулось обратно в зрачок Хугина.
Наступила тишина.
Я тяжело дышал, ощущая, как пот стекает по спине.
— Хугин, — прошипел я, — Сколько тебе нужно, чтобы полностью его обуздать?
Механический глаз мерцал, его шестерёнки скрежетали, перемалывая проклятие.
— Две недели, мастер, — его голос звучал напряжённо, но уверенно, — Оно сильное… но не сильнее меня.
Тишину разорвал слабый стон.
Жена шейха медленно открыла глаза — настоящие, ясные, без следа зелёной скверны. Она моргнула, словно ослеплённая светом, и неуверенно провела ладонью по лицу, ощупывая кожу, на которой больше не было пульсирующих узоров.
— Аль-Саид…? — её голос был хриплым, как будто она не говорила годами.
Впрочем — так ведь и было…
Шейх замер, словно боялся, что это мираж. Потом резко шагнул вперёд и схватил её руку, сжимая так крепко, что её пальцы побелели.
— Аиша… Ты… ты слышишь меня?
Она медленно кивнула, затем нахмурилась, вглядываясь в его лицо.
— Ты… постарел.
Шейх фыркнул — звук вышел странным, смесью смеха и чего-то сдавленного.
— Ты спала… Но не так долго, чтобы я так сильно изменился, дорогая.
— Спала? — нахмурилась женщина, — Сколько?
— Десять лет.
Её глаза расширились.
— О боги! Десять…? — Она попыталась приподняться, но её тело, ослабленное годами борьбы с проклятием, дрогнуло, — Но как?.. Последнее, что я помню… гробница. Мы вошли… а потом… темнота.