— А что если… — прохрипел Юй, — Что если он уже знает? Такая сила, такие знания… Что если… Он такой же, как мы?
Несколько мгновений между нами висела немая тишина. Мы все думали об одном и том-же.
Если этот Марк Апостолов — такой же, как мы — значит Пустота недалеко…
— Если так, тогда всё… всё это… — я широко взмахнул рукой, указывая на иллюзорный Мемфис, на звёзды-призраки, — Всё это окажется бессмысленным! Все наши жертвы! Все тысячелетия! Он может испугаться и сломать всё к чертям, лишь бы спасти свою шкуру и свою самку!
Впервые за много веков я видел нечто похожее на неуверенность в мерцании звёздного лица Ур-Намму. Неужели он не предусмотрел этого. Он рассчитывал на жадность, на амбиции, на месть.
Но не рассчитывал на то, что кого-то может испугать правда о том, что ждёт за пределами этого мира…
— Он не из нас. Мы бы поняли. И он не поймёт, — попытался возразить старший брат, но в его голосе уже не было прежней уверенности.
— Надо было убить его в Александрии! — проревел я, и стены моего воспоминания задрожали, — Раздавить, как букашку! Вместо этого ты позволил ему спастись! Ты вёл его, как ягнёнка на бойню, прямо к нам в ловушку! И этот ягнёнок оказался волком в овечьей шкуре — с ключом от запасного выхода! С отмычкой!
— Ментухотеп, успокойся, — сказал Ур-Намму, и его тень потянулась ко мне, пытаясь окутать, утихомирить, — Дай мне время. Я активирую протокол…
— Нет.
Я отшатнулся от его прикосновения. Тень отпрянула, будто обожжённая.
— Нет, — повторил я тише, но твёрже, — Ты долго играл в свои игры, Ур-Намму, но проиграл этот раунд. Теперь очередь других игроков.
— Что ты собираешься делать? — в его голосе прозвучало предупреждение.
— То, что нужно было сделать давно. Я отправляюсь в Вайдхан — лично. И я разберусь с этим Марком Апостоловым раз и навсегда. Не через посредников. Не через ритуалы. Своими руками.
— Это безумие! — воскликнул Юй, — Войти в Убежище, когда там чужой? Это всё равно что сунуть руку в кипящее масло! Это будет… Нестабильно!
— Он уже там! — вскричал я, — Дверь открыта — и он может вынести через неё всё, что ему вздумается! Я воспользуюсь этим — пока он не сотворил чего-то непоправимого.
Я уже повернулся, чтобы разорвать пространство своего воспоминания и вырваться обратно в убогую реальность моего нынешнего тела, когда голос Ур-Намму остановил меня.
В нём не было ни гнева, ни угрозы. Только… усталость. Бесконечная, тысячелетняя усталость.
— Брат, — сказал он, — Вспомни, ради чего мы всё это затеяли. Вспомни песнь Пустоты. Вспомни, как гас свет наших звёзд. Мы так близки к финалу… Не ломай всё сейчас из-за одного осколка.
Я обернулся и в последний раз посмотрел на них — на архитектора нашего безумия и на его самого несчастного сообщника. На последних сыновей умирающего мира, застрявших в чужой песочнице.
— Я помню всё, — произнёс я тихо, — Именно поэтому я иду! Чтобы наш долгий путь не закончился здесь, в позоре, из-за твоей самоуверенности и одного назойливого насекомого!
И, не дожидаясь ответа, я разорвал ткань воспоминания и шагнул в холод настоящего, полный решимости сделать то, что должно было быть сделано давно.
Глава 24
Горькая правда
Воздух, и без того спёртый и сладковато-гнилостный, вдруг сгустился до состояния тумана.
Давление в теле увеличилось, заставив перед глазами поплыть кровавые пятна — пришлось срочно регулировать биохимию организма.
Илона за моей спиной судорожно вдохнула, и её пальцы впились мне в плечо — не от страха, нет. Скорее, это был жест готовности, яростного согласия на предстоящую бойню.
Моя девочка… Как же мне нравится твоя решительность…
Из пульсирующей стены напротив нас, из самой плоти Вайдхана, выступила фигура. Не материализовалась — именно выступила, как барельеф, становясь объёмной и реальной. Это был не Охотник — это был кто-то на порядок старше и могущественнее.
Он был высок, строен, облачён в подобие древнеегипетского облачения, что сливалось с его телом, словно вторая кожа из тёмного, поглощающего свет камня. Его лицо… Лица не было. Вернее, оно было скрыто за маской из отполированного чёрного обсидиана, идеально гладкой, без единой щели для глаз или рта.
Странно, но при этом я…
— Я как-то чувствую его взгляд, — прошептала Илона, и я кивнул. Сам испытывал то же самое.