Мы просидели до поздней ночи, а затем улетели домой, ни разу не подумав о «седьмом». Я понял это, только когда лежал без сна в постели, размышляя о прошедшем дне.
Часть меня чувствовала себя виноватой за то, что отложила поиски убийцы Астаза на что-то более легкое, но это было то, что я действительно мог сделать. Это было то, в чем я был хорош. Разговаривать с людьми, выискивать их секреты, выяснять, кто они? Это больше входит в компетенцию «шестого». Я писец, тот, кто готов потрудиться, чтобы найти ответы.
Юра может продолжить расследование и без меня. Но никто больше не собирается спасать «четвертого». Никто даже не знает, с чего начать.
Мое желание понять было в конечном счете эгоистичным по своей природе. Да, было бы неплохо предать убийцу Астаза правосудию, чтобы его дочь была в безопасности. Да, я хотел эти вещи. Но истинная и глубочайшая причина всего моего расследования заключалась только в том, что я в ужасе кричал «почему».
Алхимик был важнее. Он был одним из немногих дворян, которые на самом деле достаточно заботились о других, чтобы попытаться понять и интегрировать их. Вполне возможно, что он и «третий» были единственными дворянами, действительно достойными моего времени и дружбы. Я не собирался стоять и смотреть, как он умирает, так и не встретившись с ним должным образом.
«Третий» может ошибаться, но у него было доброе сердце. Его идеи были наивными, но хорошими. Если бы «четвертый» был хоть чем-то похож на него, то его спасение могло бы иметь большее влияние на будущее мира, чем что-либо еще, что я мог бы сделать в своей жизни.
Вот о чем я думал, продираясь сквозь книгу за древней книгой. Но пока я лежал без сна в темноте, все, что я мог слышать, это мой страх, кричащий почему.
Может быть, если бы я знал ответ, я бы перестал так бояться.
Глава 42
Приглашение
Мы снова вернулись в архивы на следующий день и потом еще через день. С таким количеством вещей, которые нужно просмотреть, мы не смогли бы изучить все это за одно посещение.
На четвертый день, когда мы вышли из шахты спуска в комнату, которую почти захватили, нас кто-то ждал. На ней была черная мантия, которая, казалось, поглощала все цвета вокруг, как будто она стояла в озере серой пустоты.
— Прекратите, — сказала она, ее голос звучал гулко.
Мое тело немедленно перестало двигаться, и я не имел права голоса в этом вопросе. «Третий» замер рядом со мной, такой же бессильный.
— Это запрещено!
— Что такое? — спросил я, — Что нам прекратить? Что запрещено?
— Вы корпите над древними историями, которые никогда не должны были сохраняться. Они не принесут вам никакой пользы. Остановитесь!
Я снова почувствовал ее голос, внезапно и неловко осознав, что какая-то часть меня изменилась. Я не мог сказать, что это было, но я знал, что изменился.
— Мы наблюдаем за вами, знайте это. — сказала она, не дожидаясь ответа, и прошла мимо нас, скрываясь из виду.
— Это было странно, — сказал Арн, вздрогнув, когда сила, которую она проявила, исчезла, позволяя нам продолжать идти вперед, как будто мы никогда не останавливались.
— Кто это? — спросил я, беспокойно оглядываясь назад.
«Она полностью исчезла, не осталось никаких признаков ее присутствия».
Арн покачал головой.
— Без понятия.
Он подошел к полкам и снова начал просматривать заголовки.
Я подошел к ближайшему столу, чтобы привести в порядок его записи. Большинство из них были бесполезны. Все, что он записывал вчера, не имело к нам никакого отношения. Ничто здесь не поможет «четвертому».
Я больше не мог притворяться, что перестановка страниц помогает.
— Я думаю, что мы ищем не в том месте. У нас уже есть что-то отдаленно относящееся к делу. И какие бы запретные знания мы не должны были раскрывать, я предпочел бы держаться подальше от них.
«Третий» не стал спорить. Он шел по тому же маршруту, читая названия, но не выбирая ни одного тома. У меня возникло ощущение, что он был так же напуган нашей таинственной встречей, как и я.
Мы собрали наши записи, поставили все книги на свои места и вернулись на поверхность.
— Что теперь? — спросил Арн, и я услышал поражение в его голосе.
Он давно уже отказался от чего-то полезного. Мне удалось ненадолго возродить его надежду, и теперь она была вырвана у нас из-под ног.