Сибил подходит к карете, расписанной цветами. Это не обычный громоздкий экипаж, в котором размещаются сразу четыре-пять женщин из гарема. Нет, за дочерью посла прислали изящную небольшую карету, предназначенную для быстрой езды. Евнух помогает ей подняться по ступенькам. Рука кажется очень черной на фоне белого рукава. Когда она усаживается на бархатных подушках, евнух задергивает окно серебристой шторкой. Теперь Сибил может смотреть в окно, однако никто на улице не увидит ее. Сам он садится на белого жеребца, в седло, расшитое золотом и усеянное изумрудами и рубинами. Берет в руку длинную изогнутую саблю. Только теперь Сибил замечает, что у них нет кортежа. Впрочем, возможно, одного вооруженного евнуха достаточно для неофициальной поездки за город.
Карета спускается с холма и поворачивает на север по тракту, идущему вдоль берега. Набирает скорость. Они проезжают мимо входа во дворец Долмабахче. Потом по извилистой дороге углубляются в лесистую местность. Мчатся мимо деревушек, стоящих у островков и бухточек. По мере того как солнце совершает свой путь по небосклону, в закрытом экипаже становится все более душно. Они въезжают на проселочную дорогу. Начинается тряска. Сибил бросает вперед и назад. Она уже забыла, насколько неприятно путешествие к летним виллам. Прошло уже много лет с тех пор, как она в последний раз сопровождала мать в летнюю резиденцию британского посольства. Хотя тогда они плыли на лодке. Сибил хочется отдернуть занавеску, которая не пропускает внутрь свежий воздух. Бархатные подушки прилипают к мокрой от пота спине.
Сибил начинает казаться, что она напрасно приняла приглашение. Она пробудет там совсем недолго, так как к вечеру надо обязательно вернуться назад. Даже если бы Камиль не был приглашен на ужин, ей все равно не хотелось оставлять отца в одиночестве. Он начинает волноваться, если в ритуальных мероприятиях что-то не так. «Возможно, Камиль прав, — размышляет она, — и я слишком безудержна». И тотчас бранит себя за отсутствие силы духа. Мейтлин, заключает она, в подобном случае никогда не стала бы мучить себя сомнениями.
Спустя долгие три часа карета сворачивает с дороги. Сибил выглядывает в окошко и видит сказочный домик с высокой крышей, кружевной резьбой, богато украшенными башенками, балконами и патио. Евнух открывает дверцу. Сибил отказывается от помощи и сама неловко спускается на землю. Ноги отекли от долгого неподвижного сидения. Евнух проходит до конца дорожки и поджидает там дочь посла. Но Сибил не сразу идет за ним. Стоит с закрытыми глазами, вдыхая запах сосен, моря и нагретой солнцем листвы. Ей приходит в голову, что она чувствует себя счастливой лишь за пределами резиденции. Сибил хотела бы жить в таком доме, пусть он будет поменьше, только обязательно с видом на море. Она хочет жить там с Камилем. Он ведь говорил, что его дом стоит у Босфора.
Взбодренная такими мыслями, она оглядывается по сторонам, ища глазами служанку. У нее с собой подарок: восковые цветы в стеклянном футляре, которые выглядят как живые. Последний крик моды в Англии. Возле виллы никого нет. Сибил показывает на большую коробку, стоящую на сиденье кареты. Евнух берет ее, и девушка следует за ним в дом.
Глава сорок третья
КОНЕЦ МЕЧТАМ
Камиль гладит неподвижную руку отца. Ран не видно, пробитая голова укрыта подушкой. Сломанные ноги и руки скрывает ватное одеяло. Оно то поднимается, то опускается в такт дыханию старика. У него опухшее лицо, глаза закрыты.
— Такое впечатление, что он спит, — говорит Фарида хриплым от плача голосом, — и может проснуться в любой момент.
— Ты сказала, служанка видела, как он перелезает через перила балкона? — Камиль потрясен, но понимает, что это лишь временное состояние. Тем самым он откладывает полное осознание постигшей его трагедии.
— Она сказала, что он улыбался и протягивал кому-то руки. Возможно, ему показалось, будто он идет навстречу маме.
— Да, вполне может быть.
— Они скоро будут вместе. Он стремился к ней всей душой. — Фарида склоняет голову на грудь отца и замирает. — Папа?
Одеяло неподвижно. Черты лица паши заострила смерть, только на губах остается некое подобие улыбки — едва заметный след человеческой жизни.
Фарида начинает причитать.
Камиль хранит молчание, в его груди растет и крепнет буря. Он обнимает сестру и держит ее в своих объятиях.
— Что мы наделали?! — кричит она. Вопрос пронзает Камиля, и его бросает в дрожь.