Виолетта ставит рядом с Мэри стакан чая, подает еще один мне и исчезает в темноте. Я вижу только горящие угли в жаровне под дымящимся чайником.
Глава сорок девятая
ПЛАВАЮЩАЯ СЦЕНА
Дрожа от холода, Сибил сидит на помосте с лампой в руках. Измятая одежда в спешке наброшена на мокрое тело. Она охрипла от крика. Глаза неустанно обследуют стены.
Сибил переводит взгляд на евнуха. Он сидит с закрытыми глазами подальше от освещенного места. «Что за жизнь у евнухов? — думает Сибил. — Говорят, они очень сильные, однако у этого человека узкие плечи, а на лице маска скорби. Большие руки сложены на коленях».
— Ариф-ага, — обращается она, полагая, что он отзовется на свое имя.
Евнух молчит, однако Сибил видит, как он моргнул.
— Скажите что-нибудь, пожалуйста. Вы должны понимать мой турецкий. Вы говорите по-английски? — И раздраженно добавляет: — Послушайте, нам надо выбраться отсюда. Парле ву франсе?
Заговорив по-французски, она тотчас вспоминает свой визит к Зухре-ханум. Рассказ женщины о своей жизни показался ей ужасным и вместе с тем фантастическим. Создавалось впечатление, будто она героиня восточной оперы. Сибил с горечью думает о том, что сама теперь стала трагедийной актрисой. Евнух и англичанка отрезаны от всего мира на плавающей сцене. Ее разбирает смех. В глазах евнуха появляется удивление.
«Я истеричка», — размышляет девушка и усилием воли заставляет себя прекратить смех. Во взгляде евнуха ей чудится недоброжелательность, что сразу же настораживает ее. Она перемещается поближе к лодке.
Вдруг Сибил вспоминает, где слышала имя Арифа-аги.
— Это вы рассказали полиции об англичанке Ханне Симмонс, за которой приезжала карета?
Евнух сидит в темноте, однако Сибил кажется, что его лицо исказила гримаса.
Ответа не следует, и Сибил бормочет:
— Убийцу так и не нашли.
Она с подозрением всматривается в евнуха, которого уже почти не видно в сгущающейся мгле. Ей приходит в голову, что Мэри служила у Перихан, и Ариф-ага, возможно, встречался с ней. Интересно, где живут евнухи, ушедшие на пенсию?
— Недавно убили еще одну молодую англичанку, Мэри Диксон. Вы знали ее?
Евнух по-прежнему хранит молчание. Сибил заставляет себя встать и подойти к нему, протянув руки вперед в знак примирения.
— Послушайте, Ариф-ага, мне все равно, что там случилось. Я хочу выбраться отсюда. Мы должны помочь друг другу, иначе просто сгнием здесь. — Она с трудом подбирает турецкие слова. — Никто не найдет нас. Мы умрем от голода.
Подойдя к евнуху на расстояние вытянутой руки, она останавливается.
— Если вы опасаетесь, что возникнут проблемы, то я помогу вам. Мы выберемся отсюда, я отведу вас к судье района Бейоглы, и вы ему все расскажете. Полицейские отблагодарят вас. Обещаю, они не причинят вам никакого вреда. — Сибил понимает, что ведет себя двулично, давая обещание, которое не в состоянии выполнить. Однако она нуждается в сотрудничестве Арифа-аги. Девушка с волнением прикидывает, что представляет собой главную опасность — евнух или подземелье.
Она решает поговорить, чтобы привлечь его внимание и самой отвлечься от тревожных мыслей.
— Вы давно служите у Асмы-султан?
Внезапно, издав неестественный пронзительный вопль, евнух, подобно крабу, устремляется ползком в дальний конец помоста.
— Понимаю, почему вы боитесь ее. — Она смотрит вверх на потемневшее небо. Немного воодушевившись, приближается почти вплотную к евнуху и говорит: — У меня возникла идея. Мне кажется, я сумею защитить вас от Асмы-султан. Я подруга ее дочери и знаю многих влиятельных людей. Я позабочусь о том, чтобы кто-то заступился за вас. — Сибил улыбается и разводит руки: — Я скажу, что вы спасли мне жизнь.
Евнух неожиданно резко вскакивает на ноги и бросается на Сибил. Его рот широко открыт, но он издает лишь приглушенные звуки. Она пытается убрать руки, тянущиеся к ее шее. Лампа освещает лица борющихся людей. В розовой пещере рта евнуха виден свежий шрам. Ему отрезали язык.
Лампа падает в воду. Сибил кричит в полной темноте.
Глава пятидесятая
ЕДВА СЛЫШНЫЙ ЗВУК
Мэри вновь посмотрела на меня. Ее глаза почернели, словно угли. Она моргнула и обвела взглядом помост.
— Совсем темно. Ничего не видно. — Она с трудом уселась, а потом встала на ноги. — Хочу поехать домой. Мне что-то нехорошо.
Я тоже встала и взяла ее за локоть:
— В чем дело? — Я пристально смотрела на нее.
— Не знаю. Ничего не вижу. — Она сбросила мою руку.