Повивальная бабка велит Камилю положить тело на бок и подержать его некоторое время. Когда она прикасается к лицу утопленницы, изо рта той вытекает темная вода. Женщина двигает руки трупа, и на губах мертвой девушки пузырится розовая пена.
— Она утонула. Если бы ее бросили в море после смерти, вода не проникла бы в легкие.
Они возвращают тело в исходную позицию. Камиль рад, что больше не придется прикасаться к трупу. Липкие руки замерзли, и он с трудом преодолевает искушение засунуть их в карманы.
Повивальная бабка показывает на большую родинку на правом плече покойницы:
— Родимое пятно может помочь в опознании девушки.
Она отходит в сторону и ждет дальнейших указаний.
— Спасибо. Ты очень помогла нам и проявила исключительную наблюдательность.
Амалия тонко улыбается. Судья думает, что эта простая деревенская повивальная бабка гораздо сообразительнее, чем ученые бюрократы из его окружения. Она просто делает выводы из собственных наблюдений, а не строит всякие сомнительные догадки.
У страха глаза велики, особенно в такие неспокойные времена. В результате долгов, многочисленных войн и битв за новое устройство государства между правительственными фракциями, одни из которых являются сторонниками парламента, а другие поддерживают неограниченную власть султана, имперская казна находится в распоряжении европейских держав. Националисты, поддерживаемые Европой и Россией, пытаются оторвать провинции от империи. Улицы Стамбула кишат беженцами. Камиль сомневается, сумеет ли парламент остановить оскудение казны, земли и обнищание людей в громадном Османском государстве, границы которого сейчас мягки, как тело толстяка в турецких банях.
Перемены вызывают страх, размышляет Камиль, в верхах и в низах. А напуганные люди хотят отвлекаться волшебными сказками. Однако эта повивальная бабка вполне рассудительна.
Амалия видит одобрение в глазах судьи и опять улыбается. На этот раз вполне искренне.
— Я хочу попросить тебя еще об одной услуге, — добавляет он. — Расспроси деревенских, не знает ли кто эту девушку. Может быть, люди слышали или видели что-то необычное. И если так, немедленно пошли гонца прямо в суд. Тогда я отправлю к тебе своего помощника. — Он полагает, что бабка, как и большинство сельских жителей, не умеет ни читать, ни писать. — Мы отблагодарим посланца, — любезно добавляет он, не желая открыто говорить о награде. — И еще одно дело. Ты никому не должна говорить, в каком состоянии находится покойная.
Повитуха соглашается и слегка наклоняет голову. Потом одевается и уходит.
Камиль остается наедине с трупом. Тело еще не начало разлагаться. От него исходит сырой неживой запах.
Внезапно кто-то появляется в освещенном проходе. Камиль вздрагивает.
— Мишель! Как давно ты прячешься здесь?
— Я пришел как раз в тот момент, когда повивальная бабка начала осмотр тела. Полицейские посланы на розыски. Позднее я сам поговорю с местными жителями. Мне показалось, что вам не обойтись без меня.
Камиль понимает, что Мишель не подчинился ему и, как бы читая его мысли, сделал то, о чем паша недавно подумал.
— Да, конечно, — неохотно соглашается он, чувствуя, что проиграл в какой-то непонятной игре.
— Я находился в соседнем помещении и делал записи. Здесь хороший резонанс. Голоса доносились до меня. Старуха оказалась очень проницательной особой, — говорит он с восхищением. — Теперь нам уже не понадобится осматривать тело.
— Да, она проявила себя с лучшей стороны. Нужно расспросить купцов на базаре и узнать, кто недавно покупал сушеные лекарственные растения.
— Знаешь, стамбульские евреи-сефарды говорят о каплях, которые использовали их испанские предки для того, чтобы глаза казались большими и темными. Они называют это вещество «белладонна», то есть «прекрасная женщина». Похоже, это то же самое, что и наше таинственное растение.