Жуть, но продиктованная нравами и законами тех времен.
Ученые столетиями искали влияющие на передачу дара факторы и связи. Проверяли родословные, сводили всё воедино. Понятное дело не ради интереса, а для того, чтобы получить возможность вывести идеального мага. К счастью, они не преуспели, так и не найдя никаких закономерностей.
Но тогда ученых не было. Некому было просиживать дни над расчетами и бумагами, все были при деле. А кто нет — за ограду.
Уважали лишь заслуженных воинов и мастеров. Те передавали свои знания молодым, но в конце концов сами уходили в лес, когда становились слишком больными и немощными.
Это случилось и с шаманом.
Я не мог понять его источник, он был чужеродным. Но судя по действиям мага, у него был один из высших рангов. И столкнулся он с угасанием дара, что в те времена считалось не просто болезнью, а проклятием, способным лечь на весь народ. Шаман не стал дожидаться решения суровых соплеменников и ушел сам.
Надо сказать, прожил он ещё довольно долго.
Немногие сейчас могли бы выжить в лесу, постоянно имея дело с опасными хищниками. Дар сбоил, так что мужчина пользовался практически одной физической силой.
Один бой с медведем чего стоил. Он остался в памяти ярким пятном, наполненным гордостью и ликованием. Шаман был ранен и победа далась ему тяжело, но его радость от того, что он ещё способен на многое, придала сил и желания жить.
Он продвигался на запад, к берегу моря, с целью построить лодку и уплыть на чужие берега. Если на то будет воля судьбы.
Но судьба уготовила ему иную участь.
Повредив ногу, он был вынужден остановиться по пути, отыскав возле озера пещеру в качестве укрытия. Там он и дал последний бой. Это был волк. Матерый в первую встречу получил по носу горящим поленом и затаил обиду, устроив на человека беспощадную охоту.
И в итоге подстерег мага и напал.
Вымотанный раной, шаман впал в ярость и обратился к дару, вычерпав оба источника полностью. Всё, лишь бы забрать противника с собой. Перед тем, как всё померкло, своды пещеры рухнули, погребая волка и человека.
Так родился поглотитель магии.
Я долго приходил в себя от увиденного. И непонятно было, прада ли это или творение магического места. Иллюзия, устроенная прямо в голове. Могло быть такое? С той же долей вероятности, что дуалисты на самом деле существовали.
— Ну и дела, — кратко подытожил я, выбираясь из воды.
Зябко передернул плечами и позвал джинна. Тот явился и мгновенно высушил меня, причем настолько, что захотелось снова окунуться.
— Благодарю, но я только хотел кое-что спросить…
Хакан невозмутимо глядел на меня огненными глазами, пока я пытался верно сформулировать вопрос.
— Ты не ощущаешь тут ничего странного? — наконец выдал я, так и не переборов сумбур чужого разума.
— Мир странен ваш, — кивнул элементаль с важным видом.
— Я в том смысле, что находится внутри этого острова. Не все силы мне ясны.
Джинн прищурился и какое-то время молчал, изучая окрестности. Снова кивнул и пропел:
— Власть хранится иных миров тут. Миров, народов и созданий. Не все они подвластны вам, Искандер-инсан.
Понятнее не стало.
Действительное, некоторые потоки я не смог определить четко. Словно их суть ускользала от меня, прячась в сплетениях аспектов. В отличие от поглотителя под заводом графа Воронцова, здесь не было одной выраженной силы.
Но в основном преобладали темные.
И некротической магии тут было в достатке. Я мог взять её и использовать для получения ранга, без необходимости создавать город нежити. Ну разве что одного или двух всё же придется сотворить, накопленного не хватит.
Что же, один кадавр это не сотня. Что-нибудь придумаю.
С одной стороны стало даже жаль, что к нам перестали проникать злодеи с самыми низменными целями. Репутация и защита особняка не давали им шансов. Но заводить врага, способного подослать убийц, ради взятия ранга… Нет уж.
— А что значит иных миров? — уцепился я за слова джинна.
— Соприкасаются миры, — многозначительно ответил Хакан. — Живу в своем я, вы в своем. Близки они и неразрывны, как день и ночь, но дано не всем в каждом побывать. Свободы нет мне проникнуть в тени, а вам попасть в горячую обитель Вечной пустыни.
Я невольно заслушался одной из самых долгих и поэтичных его речей. Получается, что мир элементалей огня — пустыня. Интересно.
— И есть другие миры, неизвестные мне?
— Неизвестного много, — кратко и сухо ответил он, давая понять, что на эту тему речи-песни не будет.