И вряд ли её украли ребенком, так что она и не в курсе своего происхождения. На портрете её возраст был немногим меньше, чем сейчас. К тому же всё это было ещё страннее по простой причине. Она совершенно не таилась, да и жила поблизости от отеческого дома. Не уехала из города, даже в отдаленный район не перебралась. Что бы ни случилось, оно не было настолько ужасно, чтобы скрываться.
— Всё порядке? — Екатерина с тревогой осмотрела себя под моим пристальным взглядом.
Я вспомнил одного приятеля, который на все неудобные вопросы начинал впадать в пространные речи, чем либо запутывал собеседника, либо заставлял того забывать, о чем он спрашивал. Работало почти со всеми.
— Всё относительно в этом мире, — туманно произнес я. — Что для одного благо, для другого зло…
— Что-то случилось? — встревожилась она, мягко прикоснувшись к моей руке. — Лука Иванович в добром здравии?
Её искренняя забота о деде меня немного размягчила. В этом она не лукавила, тоже привязалась к домашним.
Но теперь уличить во лжи я был обязан. Оставлять в неведении Тимофея было бы жестоко и несправедливо. Но лично ему сообщать о том, в кого он влюбился, я не собирался. Будет правильнее, если Екатерина сама расскажет.
Тем не менее сначала я должен был с ней поговорить начистоту. Как бы мне того ни не хотелось.
Я уже набрал воздуха и открыл рот, но меня прервали. Из дома выскочил радостный Тимофей и направился к нам.
Влюбленные обменялись приветствиями и возникла молчаливая пауза. Отложив не самый приятный разговор, я попрощался с ними, оставив наедине. Чёрт, она хоть понимает, что разобьет парню сердце? Если бегство из дома её каприз и она вернется к отцу, тот никогда в жизни не позволит неравный брак.
Если только у приютского не появится вдруг титул. За что нынче дают графство?
Раздумывая об этом, чтобы не крутить в голове вопрос наименее болезненного раскрытия тайны девушки, я неспешно дошел до участка.
— Ваше сиятельство! — радушно улыбнулся мне дежурный, пропуская внутрь.
Не так я часто тут бывал, но запомнил же. Не зная, хорошо это или плохо, я направился к приставу. Постучал в дверь его кабинета и, после довольно резкого «заходите!», вошел внутрь.
Ничего не изменилось на рабочем месте Заужского, разве что бумаг и папок стало больше. Я удивился, что он на прежнем месте, ведь шла речь о повышении. Пристав, увидев меня, тут же сменил хмурое выражение лица на доброжелательное. Пригласил присесть и гостеприимно угостил кофе. Напиток у него был отменным, после наших встреч жандарм явно сменил как сорт, так и обжарку.
— Прекрасно, — похвалил я изумительное угощение.
— Прохор ваш подсказал, где зерна берет, — улыбнулся пристав. — Славный он у вас.
— Это точно, таких как он — один на миллион. Что же, Лаврентий Павлович, разве вас не прочили наверх? — всё же полюбопытствовал я.
— Было дело, — отмахнулся мужчина. — Собственно говоря, утвердили мою кандидатуру-то. Вот только я отказался. Знаете, мне наш участок вторым домом стал. Перебираться отсюда никуда не хочу, вот что я понял. Ни за чины, ни за деньги. Не это главное.
Я лишь порадовался за такую позицию. Нашел человек себя, это действительно самое главное. Остальное приложится. Вроде начальник участка уже немолод, в конце концов уйдет на покой. А кому передать дела, как ни самому лучшему своему служащему? Который участок даже на повышение не променял.
Мы ещё немного побеседовали о делах острова, которыми Заужский всегда охотно со мной делился. Я не стал выспрашивать об алхимике и прочих столь же интересных соседях. Ни к чему портить ему такое чудесное настроение.
Впрочем, о жителях своего участка он говорил много. И я всё таки задал один вопрос:
— А что вы скажете о князе Шишкине-Вронском?
— О Дмитрие Павловиче? — удивился пристав. — Его светлость весьма уважаем в столице. Неизменно участвует в благотворительных мероприятиях, нескольким приютам помогает. В общем-то, можно сказать, что ведет размеренный и спокойный образ жизни. Конечно, после того случая…
Мужчина умолк, смутившись. Сказал лишнего и явно пожалел об этом. Но я сделал вид, что не заметил и уточнил:
— Какого случая?
— Право, Александр Лукич, сплетничать я не люблю. Не мужское это занятие, да и бесчестное. Но, если вам по делу какому-то нужно знать…
— Нет, вы правы. Не стоит ворошить чужое грязное белье, — не стал я ничего выдумывать, чтобы добыть информацию.
Будь там что-то незаконное или нехорошее, Заужский не отзывался бы о князе довольно тепло. Не в его духе это было. Как и не в моем — обманывать доверие хороших людей.