Дискуссия открылась публикацией в июльской книжке «Морского сборника» за 1856 год статьи «Вопросы жизни» известного ученого и педагога Н. И. Пирогова.
На статью откликнулись Чернышевский и Добролюбов. Выступил с откликом на сочинения Пирогова и К. Д. Ушинский.
В общем-то, разделяя точку зрения и Пирогова, и революционеров-демократов в главном — основная цель воспитания — «приготовить человека на искреннюю борьбу с самим собой и с жизнью», Ушинский пытается глубже заглянуть в самое существо воспитательной практики.
— Приготовлять человека к борьбе? Прекрасно,— полемизирует Ушинский.— И так борется, но для чего борется? какими средствами? для какой цели? Не всякий из нас отстаивает свои, может быть, скрытые от самого себя убеждения? но какие убеждения?
Если говорить о целях воспитания вообще, то кажется все ясным и понятным, размышляет Ушинский, но если сталкиваешься с конкретным ребенком, с конкретной воспитательной практикой, многое моментально опрокидывается.
Воспитанию вверяет общество чистые и впечатлительные души детей, поэтому мы и вправе спросить воспитателя, какую цель он ставит перед собой, какие средства будут применены. И ответ нужен самый точный и даже категоричный.
Одни говорят, что главная цель в том, чтобы сделать человека счастливым. Но ведь и на счастье у людей самые разные взгляды. Сходство только кажущееся. У каждого чело-иска, если поглубже всмотреться, представление о счастье свое, особое. Оно обусловлено мировоззрением и характером, всем строем его жизни, в какой он вырос и воспитывался.
Точно такая же неопределенность в суждениях и тех воспитателей, которые утверждают, что главная цель — сделать наших детей лучше, совершеннее.
Оказывается, что и взгляды на идеалы у людей разные. То, что одни считают совершенством, другим кажется оно безумством, тупостью, пошлостью.
Не может он согласиться и с прогрессивной по тем временам теорией «естественного воспитания» Жан Жака Руссо.
Неужели, возмущается Ушинский, идеалом нашим может быть дитя природы, дикари с острова Фиджи с их свирепыми страстями и с кровавыми суевериями.
Фантазии и абстрактные рассуждения о целях мало что дадут. Невольно возникают перед глазами картины, нарисованные Ушинским.
Живой, большеглазый мальчуган обращается к обществу: к родителям, к школе, к педагогам, к государству:
— Чего вы хотите от меня? Что вы называете хорошим? К чему вы сами стремитесь? Мне нет дела до ваших заблуждений. Укажите мне прямую дорогу. Не говорите мне, что вы ненавидите, а скажите, что вы любите! Не говорите, что вы рушите, а скажите, что вы хотите строить! Только не торопитесь ответить, взвесьте все. Детям ведь нельзя лгать.
А кто из педагогов может признаться этому мальчугану, как это сделал в одном из частных писем к Н. А. Корфу сам Ушинский:
«Чему мы должны учить теперь детей?— раздувать их народные страсти и народное самолюбие, вливать в них ненависть к чужеземцам, приучать стрелять и резать. Вот какие школы мы должны устраивать — и это неизбежно, необходимо. Вот куда повернули людей Наполеоны, Бисмарки и Вильгельмы — да поразит их кара небесная!..».
Учитель бьется, не зная покоя, учит детей премудростям науки. Но во имя чего? Чтобы только его ученик стал образованным? Чтобы только поимел возможность на дальнейшее свое образование?
Мать горячо молится, чтобы сыну ее выпало счастье, чтобы нужды он не знал. А в чем подлинное счастье? Ведь бывает же счастлив человек в бедности и несчастлив в богатстве! Ведь все бывает!
Вы теперь уже семьянин, часто говорят новому мужу или новому отцу семейства, и вам пора уже оставить все фантазии молодости, сделаться человеком солидным, позаботиться о семье. И эти заботы о семье заводят часто человека в самую грязную яму, замечает Ушинский. Семья делается для него средоточием Вселенной. Интересы государства, науки, искусства, цивилизации для него существуют постольку, поскольку могут принести их детям пользу.
Ушинский вспоминает те суровые и наивные времена, когда спартанка, подавая сыну щит, говорила: «Возвратись или с ним, или на нем». И снова вопрос: «много ли найдется родителей, которые серьезно, не для фразы, сказали бы своему сыну: «Служи идее народа, государства, хотя бы это стоило тебе величайших усилий, несчастий, бедности и позора, хотя бы стоило это тебе самой жизни...». Но зато сплошь и рядом Ушинский видит людей, которые, как бы ни прикрывались мудрыми объяснениями, сколько бы ни нагоняли туману, а все равно их взгляд на цель воспитания сведется к весьма жестким и ограниченным пожеланиям: воспитать стремление лезть вверх. Лезть во всеоружии. Туда за крестами, почестями, богатством. А для этого надо образование получить, чтобы обойти кого-то в чинах, чтобы побыстрее добраться до потолка... Какого? Это неважно... Но, по всей вероятности, в этом и есть счастье, раз все лезут, как ошалелые, вот уже сколько веков, тысячелетий.