В свете ночника ребенок с разметавшимися по подушке кудрями походил на ангелочка. Я с трудом отобрал у спящей Алены книжку про Буратино, переложил Тимку в кроватку и наклонился, чтобы поцеловать его – теплая щека пахла украденной со стола конфетой, – после чего с сожалением погасил свет.
«Ужас, ужас!» – подумал я, рассмотрев зеленые цифры на часах, и провалился куда-то, едва сомкнув челюсти после отчаянного зевка.
Когда мобильник на прикроватной тумбочке ожил и завибрировал, опасно смещаясь к краю, зеленые цифры успели измениться незначительно.
– Да? – сказал я, выбираясь из одеяла. Как ни тихо сказал, Тимка услышал.
– Папа куда пошел?
– На работу, – не просыпаясь, ответила Алена.
– Надень халат! – потребовал Тимоша.
– Не сейчас. – Я махнул рукой. Судя по голосу на том конце, проблема была нешуточная. Но и отмахнуться от малолетнего педанта оказалось не так-то просто.
Кряхтя, он выбрался из кроватки и прошлепал в прихожую, волоча за собой халат.
– На халат! – Но, увидев, что я уже застегиваю брюки, сменил тактику: – Где сётка?
– Машина выехала? И когда? Уже? Хорошо, выхожу. Мы в министерство? А куда?… Да погоди же, Тимка, некогда!
Но годить Тимка не собирался. Пришлось, притоптывая на месте, ждать, пока он символически обмахнет щеткой одну, потом другую штанину. Алена жаловалась, что в тех редкий случаях, когда мне удавалось ускользнуть из дома, избежав чистки, Тимка долго потом стоял под дверью и причитал: «Ух блюки! Папа на лаботу, а блюки – ух!»
В свои три с половиной он уже почти все слова говорил по-человечески, но от «ух» почему-то не мог избавиться. Как и я – от воспоминания о нашей первой встрече.
Что за объект? Военная база? Зачем я здесь? Зачем я здесь в четыре часа ночи? Базу захватили террористы? У них в руках – оружие невиданной мощи и, чтобы вернуть его государству, нужен переговорщик?
Я зевнул. Нет, такое бывает только в кино.
– Мне сказали, что пропуск будет на вахте. Посмотрите еще раз, – попросил я охранника.
Понаблюдав с минуту, как паренек с мужественным, но заспанным лицом водит пальцем по строчкам, я сам склонился над списком, как вдруг услышал до боли знакомое:
– Вич воч?
– Хаф файв, – машинально ответил я.
– МГИМО финиш?
– Лайк ю, лайк ю, – задумчиво протянул я, оборачиваясь. – Ты почто собаку утопил, гад?
Гера, глумясь, промычал что-то невнятное, потом махнул охраннику: «Это ко мне», и галантно крутанул передо мною скрипнувшую вертушку.
– Рад тебя видеть, – признался я, пожимая Герке руку. – Совсем не изменился, черт.
– Зато ты… – Он смерил меня взглядом. – Настоящий Джеймс Бонд.
– Кто ж знал, что у вас тут… – Я не закончил мысль. – Стало быть, под твоим началом придется работать?
– Господь с тобой, я тут мелкая сошка. Главным у нас – Аркадий Петрович.
Я придержал пальцами левую бровь, которая от удивления устремилась куда-то уж слишком высоко, и уточнил:
– Тот самый? Нетрадиционный?
Герасим кивнул.
– Тот самый. Кстати, он ждет. Нам сюда. Этаж третий. – Зачем-то поглядел на носки моих туфель. – Ты пешком или на лифте?
– Да ладно, по стене заберусь, – ответил я и улыбнулся – хотелось надеяться, совершенно по-бондовски.
Обошлись без лифта.
– Заходи. – Гера потянул за ручку высокую стальную дверь. – Только не свисти громко, денег не будет.
Я вошел и… нет, не засвистел, сдержался. Только спросил, когда от обилия мониторов зарябило в глазах:
– Ого! Это что, ЦУП?
– Вроде того, – довольно усмехнулся бывший сосед по общежитию. – Ты заходи, заходи… Аркадий Петрович! Вот он, ваш отличник!
– Доброе утро, Вадим, – донеслось откуда-то из мониторного междурядья.
– Доброе, – согласился я, подавив зевок. Но до чего же ранее!
За большим панорамным окном вяло занимался рассвет.
Профессор встал. Маленькая седая голова вынырнула из-за спинки кресла, как некогда – из-за кафедры первой поточной аудитории. Я отметил, что Аркадий Петрович тоже ни капли не изменился. Впрочем, ему и десять лет назад было некуда дальше стареть.
– Вы извините, Вадим, что пришлось вас разбудить…
– Да ничего, не в первый раз, – успокоил я и огляделся. – А где… Знаете, меня ведь даже не предупредили, с кем мы будем переговаривать. Они еще не прибыли?
– Прибыли, – вздохнул профессор. – Девяносто шесть дней как прибыли. Вот они.
Безукоризненно отшлифованный ноготь постучал по стеклу большого монитора.
Я взглянул на экран и уронил тело на стул. Вскочил. Посмотрел на профессора, потом на Герку. Медленно сел и спросил:
– Это то, что я думаю?
– Нет, это гайка калибра четыре тысячи восемьсот, – сообщило существо с именем тургеневского живодера и глумливо осклабилось.
– А эти белые фигурки… Это ведь люди, да? – Я склонил голову набок, стараясь разглядеть подробности. – Или…
– Люди, люди, – подтвердил Герасим. – Да ты не думай, наши они, человеческие. Разведчики.
– А почему на них…
– Это защита. Не знаю, сам такой никогда не видел. Только в кино.
– Интересно, – пробормотал я, – какой у этой гайки должен быть болт.
– Болт, кстати, был! – Герка хихикнул. – Нормальный болт, высотой с девятиэтажку. Только головка не плоская, а шариком.
– И куда делся?
– А кто его знает? Прилетел, отвинтил гайку, а сам – фьюить!
– А-а… где это все?
– Граница Калужской, Тульской и Орловской областей, – ответил Аркадий Петрович. – Заповедник Калужские Засеки. Охранная зона. К счастью.
– И как окрестные жители отнеслись к этому… шапито? – Я ткнул пальцем в соседний экран. На нем красовался купол защитного цвета, который, пожалуй, слился бы с окружающими деревьями, если бы не возвышался над ними, как слон над травой. – В нем же метров сто пятьдесят, если только эти березки не карликовые.
– Почти двести, – внес поправку Герка и снова хихикнул. – С пониманием отнеслись. Ты смотри, смотри, сейчас самое интересное начнется.
Но даже после предупреждения я не смог сдержаться, глядя, как невидимая сила в один миг разметала по полю фигурки в смешных надутых скафандрах. Наши фигурки, человеческие.
– Что с ними? – Я вскочил. – По ним стреляли?
– Да нет, это они сами – от неожиданности. Их просто немного… отодвинули. По крайней мере, так они описали свои ощущения, когда вернулись.
– Так они живы? А эти двое, которые упали?
– Погоди, сейчас поднимутся. Да ты не волнуйся, Вадь, это же запись. Все-все живы, – успокоил меня Герка, а потом зачем-то добавил: – Пока.
– Дальше ничего интересного. – Аркадий Петрович проводил взглядом разведчиков, похожих на белые пешки, в панике покидающие шахматную доску, и щелкнул кнопкой на пульте. – Взгляните-ка лучше вот на это. Эту запись передали на третий день на всех телевизионных частотах. Хорошо еще слабым сигналом.
– Ага. А еще хорошо, что в окрестных деревнях не так много телевизоров, – подхватил Герка, улыбаясь чему-то. – Ну, и что передача черно-белая.
– Пока что белого маловато, – заметил я, глядя на темный экран, и прислушался. – А что это за звук? Это из колонок? Как будто кто-то…
– Сейчас, я сделаю погромче, – сказал профессор. – Секундочку… Вот.
В следующее мгновение по залу разнеслось громоподобное:
– ПОИСКОВ ЗОНУ СПЕРВА ПОДЕЛИВ НА КВАДРАНТЫ, МЧАЛИСЬ, ПОДОБНО ГОНИМОЙ КОСМИЧЕСКОЙ ПЫЛИ, К ЦЕЛИ СТРЕМЯСЬ, СЛОВНО ЧЕРВИ ВГРЫЗАЛИСЬ В ПРОСТРАНСТВО, ОПЕРЕЖАЯ ДВИЖЕНЬЕ НЕСПЕШНЫХ ФОТОНОВ…
– Простите, получилось слишком громко.
– Да ничего, – сказал я, отнимая ладони от ушей.
Когда звучащий из динамиков голос стал тише, я понял, что не ошибся, это действительно были стихи. Какое-то архаичное пятистопье, более подходящее для описания осады Трои, чем для повествования о космическом перелете, или о чем это с таким пафосом вещал голос. Однако вскоре мне стало не до него, потому что сквозь темноту экрана наконец проступило изображение.