Я даже не знаю, почему сотрудники на месте преступления позволили мне вернуться через полицейскую ленту, но, должно быть, они увидели кровь, забрызгавшую мою одежду, и решили, что я — часть команды спасателей. Они позволили мне вернуться на место преступления.
Поиски бумажника, возможно, были самым трудным занятием в тот день. Все выжившие к тому времени уже вышли, включая тех, кто укрылся за перегородками, когда началась стрельба, и я не замечал в комнате никого, кроме меня и почти дюжины неподвижных тел. Тишина была гнетущей. Я попытался вспомнить, где именно на полу находился Фабрис, но почему-то потерял всякую физическую ориентацию. Мне пришлось открыть поле зрения, чтобы охватить взглядом всю комнату, и тогда я начал видеть то, что пропустил или намеренно избегал: кровь на полу, и больше тел, чем мне показалось вначале. Я начал пробираться к тому месту, где впервые нашел Фабриса. "Эй!" — крикнул кто-то. "Что ты там делаешь?"
Полицейский в пуленепробиваемом жилете не обрадовался, увидев незнакомца, копошащегося на полу.
"Я сосед по офису", — сказал я. "Один из жертв попросил меня поискать его бумажник".
"Идите сюда!" — скомандовал он. Думаю, это был ведущий следователь, уже приступивший к работе.
Мне пришлось осторожно пробираться к нему. Я осторожно переступал через тела. Мне приходилось обращать особое внимание на расположение трупов, чтобы не наступить на один из них. Тогда я впервые осознал всю грандиозность того дня, эти неподвижные человеческие существа, скрюченные и искаженные смертью, — картину, которую трудно стереть.
Пока я медленно пробирался к нему, полицейский следователь спросил меня, могу ли я помочь ему опознать тела. "Не думаю, что смогу", — ответил я, быстро подумав, потому что мне очень не хотелось оставаться в этой комнате дольше, чем нужно. "Возможно, я ошибаюсь".
"Ну, тогда тебе пора уходить", — сказал он.
Власти не отпустили меня сразу, а решили отправить всех нас, ставших свидетелями крайнего насилия того дня, в ближайшую больницу на сеансы с психологами. Перед тем как мы покинули улицу Николя-Аппер, мне все же удалось отдать очки Фабриса его другу, который пообещал передать их жене Фабриса.
Когда мы приехали в больницу, немногих выживших, присутствовавших при нападении, поместили в одну палату, а остальных — в другую. Пока я находился в одной из этих комнат для консультаций, из ниоткуда появился президент Олланд. Он был там, чтобы посмотреть на жертв, выживших после стрельбы, но заглянул и в нашу маленькую консультационную комнату. Он обошел комнату, разговаривая со всеми, и когда он подошел ко мне, я увидел слабый проблеск узнавания. "Здравствуйте, господин президент", — сказал я. "Мы были вместе месяц назад в Казахстане".
"Да, конечно, — сказал он, — но что вы здесь делаете?"
Мое восприятие этого массового убийства и его непосредственных последствий было очень поверхностным и очень личным, и только позже, когда президент Олланд появился в больнице, до меня начало доходить, что я был маленькой частью национальной истории Франции, свидетелем события, которое привлекло внимание всего мира. Со временем я осознал весь смысл этого события. Помню, как в первые часы после случившегося мой коллега Мартен Будо сказал мне, что он и все остальные в нашем офисе слышали грохот каждой пули в то утро, и указал мне на экран телевизора с новостной лентой, включавшей видео, на котором стрелки на улице убегают. "Я тот, кто это снимал, — сказал Мартин.
Следующие несколько дней наше здание показывали по всем европейским новостным каналам, и в рондо кадров, постоянно крутящихся по кругу, было видео, как мы с Эдуардом выносим Фабриса из здания. Я получил десятки звонков от друзей и родственников, некоторые из них боялись за меня.
Тем временем каждый день в течение нескольких дней по всему миру распространялись новости с новыми подробностями о жертвах, преступниках и извращенных мотивах. Нападение было спланированным, террористическим актом против Charlie Hebdo, левого журнала, известного своими непочтительными карикатурами. Издание возмутило некоторых фундаменталистских исламских джихадистов рисунками с изображением пророка Мухаммеда, что является табу для некоторых правоверных мусульман. В то утро двое вооруженных людей, связанных с Аль-Каидой в Йемене, ворвались в офис, намереваясь уничтожить редакцию.