— Доповідаю порядок входа до нашої нової оселі. — Мы дружно курим, машины никто не глушил. — Значит так, щас пятьсот прямо, потом направо триста. В конце прибавляем, бо там видно с амонскладов, снова направо — и пятьсот вверх по прямой, до конца, в конце там поворот, и остановка. Дальше не тяните, там опять палевно будет.
— Как заезжаем? — спрашивает Санчо.
— Как ехали. Причем входим колонной. Они сейчас еще неразделённые, по темноте ориентиров не видят, а минометка у них херовая, живой я — лучшее тому доказательство. Должны проскочить. Птура не боимся, боимся всего остального.
— А порядок?
— Первый Дизель, у нас полный кузов бэка и еще прицеп с гээсэмом. Короче мы — охуенная бомба на колесиках. Второй — Васюм на Зиле с цевешкой. Третий — Санчо с баней, ты ее уже таскал, поэтому на повороте завалить не должен.
— Не завалю. Только вы топите на все деньги, не завтыкивайте.
— Болидом прошмыгнем, никто и не заметит. В конце там будет маленький красный фонарик, если вы его видите перед капотом, то значит, вы уже воткнулись в откос, а мы потеряли Доки. Бо с фонариком будет он, как самый ценный член кооператива. Короче. Перед фонариком — направо.
— Все, Докі, пизда тобі, — кровожадно высказывается Васюм и запрыгивает на подножку. — Поїхали вже, хулі тут стоять, їсти хочеться.
Машины трогаются как-то одновременно, стояли-стояли — и вот перед лобовухой качается ветка, запах этот непередаваемый: солярки, масла и ветхости. Я неуклюже складываю приклад на АКС, ааа черт, защелка тугая, и кладу его на колени. Дизель косится на ствол, смотрящий ему прямо в живот, но ничего не говорит.
Мы все еще здесь, с каждым часом сепары теряют инициативу, а мы все глубже запускаем загребущие коготки в новый кусок серой зоны. О, поворот. Интересно, что сейчас мои дома делают? Из садика уже, наверное, пришли… Если сегодня будний день. Кстати, а какой сегодня день недели? Я поворачиваюсь к Дизелю, чтобы задать этот нелепый, но такой волнующий меня сейчас вопрос, и вижу его плотно сжатые губы, прищуренные глаза и стиснутые на руле, перемотанном синей изолентой, руки. «Урал» прибавляет ход и резко поворачивает направо.
Чего я смотрю вперед, прислонив к уху рацию? Ни хрена мы не успеем, если только не миномет, мина долго летит. И мы долго едем. Изношенные покрышки цепляются за грязный щебень, машина вскарабкивается на гору. Тонна бэка, а то и больше. Полтонны ГСМа. Два человека в кабине. Дорога с востока на запад. Черт, я и не знал, что наши загиблики умеют так быстро ездить.
Самые длинные пятьсот метров в моей жизни, я слишком устал, чтобы волноваться. Выше, выше… Перед красным фонариком грузовик сворачивает направо и, проминая колесами мягкую грязь, проезжает еще сто метров. Я смотрю на Дизеля, он смотрит на меня. Рычание сзади — заходят остальные машины. Мимо меня проплывает наша монументальная баня. Я пытаюсь открыть дверь и вдруг понимаю, что руки мои так сильно вцепились в автомат, что пальцы не могут расцепиться сами.
Мы доехали. Все получилось. Выдыхай, бывший айтишник с двумя высшими, ты только что совершил вещь нелепую «там», но ценную «здесь» — завел три машины на один из терриконов Донбасса.
Интересно, что мои сейчас делают?
Хлюп. Шмяк. Бух. Берцы топают по раскисшей… земле? Это не земля уже. Это жидкая жирная серо-коричневая безысходность, посредине, сверху — вода в каплях равнодушно падает, снизу — разбившиеся капли не хотят впитываться ни во что, кроме наших берцев.
Топ-топ. Лужа. Лужу обойдем. Если увидим. Темнеет рано. Это минус. Зато зеленка почти сошла. Это плюс. Плюс на минус дают что? Правильно. Ничего. Мокрое, грязное, уставшее ничего.
Мысли убегают вперед от тяжелых ног. Мокрая перчатка холодит кончики пальцев, стекает капля от уголка глаза — вниз, к краешку потрескавшихся губ, и ниже — в отросшую щетину, теряется где-то на шее, между свистящим тяжелым дыханием и бьющейся синей жилкой.
Жииить. Жить хочется неимоверно. Воооздух вдруг такой сладкий, такой вкусный — каждый вдох откусываешь ломтями, запивая водой из воздуха. Жить хочется так, что рука, держащая старенький тепловизор, как застывшая, держит его у глаза, не чувствуя ломоты в артритных пальцах, болящего уже пару недель локтя и саднящей огрубевшей кожи.