Двое новых рекрутов, впрочем, уже допивали свои порции с очевидным наслаждением. Но, в конце концов, это Плюн. Здесь сойдет любое пойло, лишь бы ты забыл, где находишься.
Один из парней сказал:
– Отличное пиво, а?
Сосед рыгнул и ответил:
– Лучше и не пробовал.
Полли понюхала содержимое. Отбросы, которые так воняют, она и свиньям не рискнула бы скармливать. Она отхлебнула и тут же передумала. Именно свиньям она бы это и вылила. Полли сказала себе, что эти парни наверняка никогда раньше не пробовали пива. В точности как говорил отец. В Борогравии уйма юнцов, готовых записаться в армию ради пары штанов, на которые больше никто не претендует. Они выпьют любую дрянь и притворятся, что им хорошо, они же настоящие мужчины, эй, парни, ну и надрались мы вчера, правда? А потом…
О боги… и тут она вспомнила. Интересно, какой здесь туалет. Мужская уборная на заднем дворе «Герцогини» была довольно жуткой. Полли по утрам выливала туда два больших ведра воды, стараясь не дышать. На каменном полу рос какой-то странный зеленый мох. При этом «Герцогиня» считалась приличным трактиром. Тамошние постояльцы снимали сапоги, прежде чем лечь спать.
Она прищурилась. Этот стоявший перед ней идиот, обладатель одной длинной брови на ставке двух, подавал какие-то помои и вонючий уксус людям, которые собирались на войну…
– Это пиво, – заметил справа Игорь, – на вкуш как лошадиная моча.
Полли отшатнулась. Разговор был убийственный даже для такого трактира.
– А ты пробовал, что ли? – спросил трактирщик, нависая над Игорем. – Ты, что ли, лошадиную мочу пил?
– Да, – ответил Игорь.
Трактирщик поднес к его лицу кулак.
– А теперь послушай меня, ты, шепелявый маленький…
Тонкая рука в черном рукаве мелькнула с удивительной скоростью, бледные пальцы схватили грубияна за запястье, и единственная бровь искривилась от боли.
– Это ты послушай, – спокойно сказал Маладикт. – Мы солдаты Герцогини, тебе понятно? Просто скажи «ой-ой-ой».
Должно быть, он слегка нажал. Трактирщик застонал.
– Благодарю. Под видом пива ты подаешь нам пойло, которое в лучшем случае можно назвать вонючей водой, – продолжал Маладикт тем же спокойным и даже добродушным тоном. – Я, конечно, не пью… лошадиную мочу, но у меня высокоразвитое обоняние. Честно говоря, я предпочел бы не перечислять вслух те вещи, которые я чую в этом месиве, поэтому назовем их для краткости «крысиный помет» и закончим разговор, согласен? Можешь заскулить. Вот и молодчина.
На дальнем конце стойки кого-то из новобранцев вырвало. Пальцы у трактирщика побелели. Маладикт удовлетворенно кивнул.
– Вывести из строя солдата ее светлости в военное время – это приравнивается к измене, – сказал он и слегка подался вперед. – И карается, конечно же, смертью. – Маладикт произнес это слово с несомненным удовольствием. – Тем не менее, если вдруг здесь найдется бочонок пива… хорошего пива, которое ты приберегаешь для друзей, если они у тебя есть, тогда, несомненно, мы позабудем этот маленький инцидент. Сейчас я тебя отпущу. Судя по твоей брови, ты о чем-то думаешь. Если ты думаешь о том, чтобы вернуться сюда с большой палкой, то подумай лучше вот об этой черной ленточке, которую я ношу. Ты знаешь, что она означает?
Трактирщик поморщился и выдавил:
– Лига воздер…
– Вот именно! Совершенно верно! – воскликнул Маладикт. – И подумай еще вот о чем, если в твоей голове осталось свободное место. Я принес обет всего-навсего не пить человеческой крови. Ничто не помешает мне пнуть тебя между ног с такой силой, что ты оглохнешь.
Он разжал пальцы. Трактирщик медленно выпрямился. Полли не сомневалась, что под стойкой у него лежит короткая деревянная дубинка. Такая была в каждом трактире. Даже в «Герцогине». Отец говорил, что во дни тревог и сомнений дубинка одна поддержка и опора. Полли увидела, что пальцы левой руки подергиваются…
– Не надо, – предупредила она. – Он серьезно.
Трактирщик обмяк.
– Мы чуток друг друга не поняли, господа, – пробормотал он. – Я перепутал бочонки. Сейчас все будет.
Он заковылял прочь. Помятая рука у него заметно дрожала.
– Я прошто шказал, что это лошадиная моча, – заметил Игорь.
– Неприятностей не бойся, – сказала Полли Маладикту. – Отныне и навсегда он твой друг. Он понял, что не сможет тебя избить, – а значит, станет твоим лучшим товарищем.
Маладикт задумчиво взглянул на нее.
– Я-то в курсе, – ответил он. – А ты откуда знаешь?
– Я работал в трактире, – сказала Полли и почувствовала, что сердце у нее забилось быстрее. Как всегда, когда ложь громоздилась на ложь. – Там научишься разбираться в людях.