— Мы пришли навестить мальчика Окли, — сказали они Эвелин.
В этот момент в доме, кроме Нормана, никого не было, и у Эвелин наконец появился шанс поиздеваться над дочками ее покойного мужа.
— Боитесь, что в Пейтон-Плейс осудят, что вы не навестили своего израненного брата?
Так как это была правда, у «девочек Пейджа» не нашлось готового ответа. Они выстояли пять минут, выслушивая колкости от Эвелин, пока она не впустила их в гостиную, где сидел Норман. Это был первый раз, когда «девочки» были в доме Эвелин. Их лица, их поведение, то, как они говорили с ребенком, о котором годами злословили, — все говорило о том, что Эвелин не зря придумала свою «маленькую увертку».
— Вот видишь, — с триумфом сказала она Норману, когда «девочки Пейджа» ушли. — Что я тебе говорила? Уже лучше так, чем позволить людям говорить, что ты сумасшедший.
Что касается Нормана, ему казалось, что он существует в нереальном мире. Он все еще страдал от ночных кошмаров, и не все из них были связаны с войной. Его преследовал старый сон о мисс Гудэйл и ее коте. В этом сне у мисс Эстер всегда было лицо матери, а те двое, за которыми наблюдала мисс Эстер, были не мистер и миссис Кард, а Норман и Эллисон Маккензи. В этом сне Норман лишал Эллисон девственности, он был очень возбужден, но в эту секунду из Эллисон вдруг начинали выползать скользкие голубые черви. Они были ядовиты, и Норман убегал. Он бежал и бежал, а червяки ползли за ним. Иногда он просыпался в этом месте, весь в поту, задыхаясь от страха, но чаще всего он добегал до протянутых к нему навстречу рук Эвелин и достигал кульминации возбуждения, вызванного в нем Эллисон. Потом он просыпался с ощущением, что мама спасла его от страшной опасности.
Со временем «раненая» нога Нормана начала гнуться, и он стал подыскивать себе занятие. Кончилось тем, что Сет предложил ему должность, совмещающую в себе обязанности бухгалтера и менеджера по распространению «Таймс», и Норман приступил к работе. Он честно ходил на службу каждый день и приносил всю зарплату домой, маме.
Именно поведение Нормана «высветило» Родни Харрингтона в глазах города, так как Родни не воевал. Как только призыв стал реальностью, Лесли быстро подыскал ему работу на фабрике, которая превратила Родни в человека, «необходимого» в тылу. В Пейтон-Плейс было много злых разговоров по этому поводу. Некоторые говорили, что три человека из призывного комитета живут в домах, купленных в кредит по закладной, и более того, их сыновья тоже работают на фабрике на «необходимой» должности.
Позиция, которую занимал и которой радовался Лесли Харрингтон на протяжении многих лет, немного пошатнулась в 1939-м, а весной 1944-го была в серьезной опасности. Люди, которые считали, что со стороны Элсворсов было глупо подавать на Харрингтона в суд в 39-м, начали менять свое мнение. Тихое мужество Кэти Элсворс принесло Лесли больше вреда, чем если бы она стала говорить. Кэти вышла замуж за Льюиса незадолго до того, как его забрали в армию, и тогда же забеременела. Шла война, и многим людям становилось стыдно, когда они видели, как Кэти Уэллес одной рукой катит коляску по улице Вязов. Они смотрели на Кэти, которая ждала возвращения Луи и не унывала даже в самые черные дни, и начинали думать о Лесли Харрингтоне, который мог себе позволить немного облегчить жизнь Кэти.
— Две с половиной тысячи долларов, — говорил Пейтон-Плейс, — не особенно много, даже если он и оплатил счета за ее лечение.
— Лесли Харрингтон скорее продаст душу, чем расстанется с одним долларом.
— Нехорошо все это. Муж Кэти на войне, а сын Лесли дома.
— Кэти Уэллес получила слишком мало. Даже сорок тысяч не вернули бы ей руку, но ей бы жилось немного полегче. Она смогла бы нанять кого-нибудь, чтобы ей помогали с хозяйством и с ребенком. Я слышал, она так здорово управляется со всем, будто ей и не нужны две руки.
— И все-таки это позор, что Лесли так дешево отделался. Его сын тоже всегда выпутывается из историй и увиливает от неприятностей. Посмотрите, какая у него сейчас работа, а как он носится на машине, кажется, он не испытывает недостатка в бензине. А для всех остальных его отпуск ограничен.
— Родни всегда выпутывался из историй. Вспомните Бетти Андерсон.
— Я слышал, у него сейчас девчонка из Конкорда, мотается к ней каждый вечер.
— Когда-нибудь он свое получит. И Лесли тоже. Харрингтоны давно это заслужили.
И еще Лесли никак не мог точно сказать, когда он начал упускать ситуацию из рук. Он был склонен думать, что это произошло с организацией профсоюза на фабрике. Вещь для Пейтон-Плейс неслыханная и невиданная. Лесли рвал и метал, он грозил закрыть фабрику и всех навеки лишить работы, но, к несчастью для него, Лесли подписал с правительством контракт, который препятствовал этому, и рабочие знали об этом. С появлением профсоюзов все, как говорил Лесли, начало разваливаться на части. Это коснулось и банка. Люди начали пользоваться услугами банка, который находился в городе в десяти милях от Пейтон-Плейс. Раньше Лесли бы уволил человека, сделавшего это, но теперь профсоюзы мешали ему делать все, что он хочет. Лесли слышал, что, кажется, это Майкл Росси информировал рабочих о другом банке, и даже против этого Лесли Харрингтон был бессилен. Он потерпел поражение и на школьном комитете, что выбило его из колеи на несколько недель. Теперь школьный комитет считал, что мистер Росси лучший директор школ из всех, что когда-либо работали в Пейтон-Плейс. Весной 1944 года единственное утешение для Лесли было в том, что он смог уберечь своего сына от войны.