Выбрать главу

И Юрий Петрович, задумчиво глядя в окно, прочел эти стихи.

Совсем неожиданно прозвенел звонок. Ребята были в восторге от Юрия Петровича. На перемене только и говорили о нем. Особенно девчонки. Нинка Максюткина просто захлебывалась, доказывая всем, что Юрий Петрович лучший преподаватель и неотразимый красавец.

Один лишь Венька оставался хмурым и недовольным.

— Подумаешь, цаца! Равенна какая-то, Галла-Балла, стишки — тюлюнь-тю-тю… Ерунда все это. В хорошие вмазывается. А вы слюни пораспустили. Потом он покажет, потом так прижмет — заплачете.

Это было в среду. А утром в пятницу, когда Венька пошел в школу, во дворе ему встретился Митюха Ведерников, по кличке Козерог, потому что у него надо лбом торчала большая шишка. Еще прошлой зимой во время игры в хоккей кто-то ударил Митюху по голове клюшкой. У всех на глазах выросла эта гуля, и вот уже больше года не хочет сходить с его головы.

Козерог был весел и возбужден.

— Шуба, новость слышал!

— Какую! — хмуро спросил Венька, глядя на Козерогову шишку, которая за лето, кажется, подросла еще больше.

— Новость — во! — И Козерог выставил большой грязный палец. — В «Буревестнике» новый центральный нападающий. Прямо черт. Пеле! С тридцати метров — в девятку! Без промаха! Шутя!

— Врешь, — сказал Венька, потому что это было бы настоящим счастьем. В «Буревестнике» еще никогда не было доброго центра.

Козерог даже побелел от негодования.

— Я!! Вру!! Да я сам его видел. Вчера, на тренировке, Пекой зовут. Он такого мяча дал — вратарь в ворота вполз. Говорят, в воскресенье играть будет.

— Да ну!!

— Точно. Говорят, приехал откуда-то. Мастер спорта.

Венька почти поверил.

— Ну, Козерог, если не врешь — отдам тебе складешок. Ну тот, который ты выпрашивал все… А соврал — берегись. Вторую шишку набью, побольше первой, понял!

Шел Венька в школу, бодро размахивая портфелем. Настроение у него было — хоть приплясывай. Думал: это здорово — мастер спорта! Венька в глаза еще не видел ни одного мастера. Был уверен, что они необыкновенные, могучие люди. Казалось, случайно где-нибудь встретит на улице и сразу узнает — мастер. Эх, и повезло! Теперь главное до воскресенья не получить двойки, иначе — все! Иначе матча не видать как своих ушей.

И Венька стал думать, как ему вернее избежать проклятых двоек.

И вот воскресенье.

Венька пришел на стадион за час до матча: поговорить, поспорить, а, может, если повезет, увидеть хоть краешком глаза кого-нибудь из футболистов «Буревестника», идущего в раздевалку. Козерог тоже вертелся здесь.

— Ну, Шуба, все точно: Пека играет. Выкладывай складешок.

Венька даже присвистнул:

— Ишь ты какой быстрый! Нее! Только после матча!

— Хорошо, потерпим, — сказал Козерог и бросился догонять кого-то из знакомых.

Только он ушел, откуда ни возьмись — Юрий Петрович. Увидел Веньку, остановился.

— А, легкоатлет! Здравствуй.

Встреча была не очень приятной, тем более, что Юрий Петрович смотрел на Веньку с какой-то, как показалось, презрительной улыбкой.

— Болеть пришел! Зря. Завтра понедельник. История. Гляди — спрашивать буду. И никакого спуску. Ясно!

И, кивнув на прощанье, пошел как ни в чем не бывало. А у Веньки пропало настроение. Будто его и не было вовсе. Он побрел к трибуне, нашел свое место и сел, молчаливый и одинокий.

«Ишь каком, — думал Венька про Юрия Петровича, — сам ходит по стадионам, а другим нельзя. И улыбается еще, как… морж…» Почему, как морж, Венька и сам не знал, но это несколько облегчило его душу. А тут наконец и стадион ожил: в ворота хлынул тугой поток народа.

Когда Венька оглянулся назад, все места до самого верха были уже заняты, кроме нескольких за его спиной. Когда он еще раз оглянулся — застыл в удивлении: на этих местах сидело пять или шесть учителей из Венькиной школы. Среди них была веселая, улыбчивая и, как всегда, красивая ботаничка Нинуся. Рядом с ней возвышалась, длинная и хмурая, завуч в больших черных очках. На ее голове торчала высокая остроконечная шляпа, словно туристский шалаш.

Первое, что пришло в Венькину голову, когда он увидел столь потрясающую картину — это немедленно бежать куда-нибудь подальше. Он беспокойно стрельнул глазами влево-вправо и остался сидеть: нигде ни одного свободного места.