– Фаншон, дорогая, – сказала миссис Гелбрейт, – пойди поиграй с Пенродом во дворе.
– Отпусти руку Фаншон, Пенрод, – смеясь сказала миссис Скофилд, когда дети пошли к двери.
Пенрод с облегчением выпустил изящную ручку.
– Можно подумать, она мне нужна! – с обезоруживающей искренностью воскликнул он.
Потом он последовал за Фаншон. Остановившись на залитом солнцем дворе, мальчик и девочка, наконец, взглянули друг на друга.
Пенрод пристально изучал Фаншон, не зная, как поступить дальше. Фаншон, в свою очередь, с величайшим хладнокровием рассматривала Пенрода до тех пор, пока он не начал ежиться под ее взглядом. Наконец, она спросила:
– Где вы покупаете аксессуары?
– Что-о-о?
– Где вы покупаете аксессуары? Мой папа всегда покупает у Скуна. Я вам советую тоже там покупать. Галстук, который на вас, явно не от Скуна.
– Скуна? – растерянно повторил Пенрод. – Какого Скуна?
Он слышал, как Фаншон обращается к нему, но у него было такое впечатление, словно она говорит на другом языке. Так впервые в жизни Пенрод столкнулся с тем родом девочек, у которых как бы нет детства, ибо вся жизнь проходит в роскошных апартаментах зимой и в фешенебельных курортных отелях летом. Наблюдая за этим рано состарившимся созданием, Пенрод возмущался все больше и больше.
– Я думала, у вас тут совершенная глушь, – продолжала она, – но вчера у тети в гостях были вполне цивилизованные люди. Вы знакомы с Мэгсуорт Битсами? Тетя считает их очаровательными. А Роди будет у вас в гостях?
– Этот жиртрест-то? – небрежно произнес Пенрод. – Наверное, будет.
– Вот как! – теперь голос Фаншон звучал насмешливо. – Какой-то вы странный мальчик.
Это окончательно вывело Пенрода из себя.
– Черт возьми! – воскликнул он.
Но на его грубую выходку Фаншон отреагировала совершенно неожиданно.
– А знаете, Пенрод, вы мне нравитесь! – сказала она, из чего следовало, что, при всей изысканности манер, она не отличалась застенчивостью.
– Черт возьми! – снова воскликнул он, однако на этот раз неучтивые слова прозвучали в его устах скорее не грубо, а удивленно.
– Да, нравитесь! – уверенно повторила она. И, подойдя к нему ближе, она с улыбкой добавила:
– У вас красивые волосы.
Ее взгляд еще больше смутил Пенрода. Но если речи, которые предшествовали ее взгляду, раздражали его, то сейчас он испытывал весьма приятное замешательство. Детям не свойственно долго смотреть друг другу в глаза. Вот почему поведение Фаншон стало для Пенрода подлинным открытием. Он не имел ничего против того, чтобы она смотрела на него так как можно дольше, и лишь удивлялся, почему до сих пор не посмотрел в глаза Марджори Джонс.
Несмотря на все муки, которые приносило ему вероломство Марджори, несмотря на все происки коварного Мориса Леви, Пенрод по-прежнему хранил постоянство. Марджори до сих пор оставалась для него самой красивой девочкой на свете, и он верил, что сумеет завоевать ее сердце. Да и сейчас, под тешащим самолюбие взглядом Фаншон, Пенрод все-таки думал, что Марджори красивее ее. Однако одновременно его постигла некая коварная мысль, суть которой сводилась к тому, что красота – это еще не все.
– Да! – нежно прошептала Фаншон.
Вдруг Пенрод понял, что перед ним необычная девочка. И как же он раньше не рассмотрел! Это было существо из какого-то другого мира, и взгляд ее был чарующ, а слова вызывали в душе ликование.
И Пенрод был сражен. Он шумно глотнул, прокашлялся, почесал спину и, наконец, с трудом произнес:
– Ну… мне все равно… если вы так говорите, я не против.
– Когда я приду к тебе, мы будем танцевать вместе.
– Вообще-то я не против.
– Ты что, не хочешь со мной танцевать, Пенрод?
– Да нет, я не против.
– Нет, ты скажи, что хочешь!
– Ну…
Тут его нога якорем вонзилась в грунт. Он отвел взгляд от Фаншон и тупо уставился на рукав куртки, словно его вдруг чрезвычайно заинтересовала форма пришитой там пуговицы. В этот момент на крыльце показалась его мать.
Обернувшись, она еще раз попрощалась со стоявшей в дверях миссис Гелбрейт.
– Скажи, Пенрод! – шептала Фаншон.
– Ну, я предпочитаю с тобой, – выдавил из себя Пенрод.
Быть может, Фаншон ждала несколько другого, но и такой ответ вполне ее удовлетворил.
Глава XXX
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Когда Пенрод с матерью вернулись домой, во дворе уже был готов настил для танцев и рабочие натягивали над ним тент в красную и белую полоску, предназначавшийся для защиты гостей от солнца. Рабочими руководила Маргарет, и эти последние приготовления, и суета передались Пенроду. Сердце его забилось в предвкушении праздника, и он снова с восторгом подумал, как это здорово, что ему сегодня двенадцать и весь мир словно раскинулся у его ног!
После ленча, Пенрода обрекли на тщательное переодевание. Раньше эта процедура вызывала у него ярый протест, но сегодня он даже не пикнул. Впервые в жизни ему доставляла удовольствие мысль, что он появится перед гостями не каким-то там замухрышкой, а в полном блеске. И он покорно дал отскрести себя, а когда его одели, он тщательно рассмотрел себя в зеркало. Сейчас он с надеждой подумал, что, кажется, тетя Сара не совсем права, и он не столь уж разительно похож на отца.
Пенроду казалось, что белоснежные перчатки на его руках замечательно пахнут. А спускаясь вниз по лестнице, он залюбовался зеркальным блеском своих новых бальных туфель. Чтобы насладиться сполна, он останавливался на каждой ступеньке и, глядя под ноги, одновременно нюхал перчатки. Словом, у Пенрода вдруг стал проявляться вкус к светской жизни, и если еще совсем недавно трудно было даже вообразить его изящно ведущим партнершу в танце, то теперь появилась надежда, что, возможно, он когда-нибудь справится с этой ролью.
Со двора донеслись звуки оркестра. Музыканты настраивали инструменты, и, услышав эти скрипки, виолончели и ксилофоны, Пенрод даже побледнел от волнения.
Уже собирались гости, и от застенчивости Пенрод не знал, куда девать себя. Он стоял рядом с матерью у входа в гостиную, встречал гостей, и пот лил с него градом. И тех, кого он почти не знал и ближайших своих соратников он встречал одинаково холодным приветствием, которое бормотал к тому же совершенно неестественным тоном.
– Рад вас видеть! – то и дело выдавливал он из себя, и с каждым таким напутствием замешательство, которое всегда свойственно началу детских праздников, возрастало.
Торжественность обстановки настолько подавляла Пенрода, что он умудрился поразить своим поведением даже Марджори Джонс. А произошло вот что. Пожилой добродушный пастор Троуп подошел к Пенроду и поздравил с днем рождения. Потом он отошел, и его место заняла Марджори, которая была следующей в череде гостей. Она окинула его взглядом, в котором он сразу должен был прочесть прощение, и вежливо сказала:
– Желаю тебе многих лет счастья, Пенрод!
– Благодарю вас, сэр! – откликнулся он; в это время он провожал остановившимся взглядом пастора Троупа и пребывал в состоянии столь скованном, что попросту не узнал Марджори. Затем, когда, вслед за Марджори к нему подошел Морис Леви, он сказал:
– Рад вас видеть!
Пораженная Марджори повернулась и, встав рядом с Пенродом, решила проследить, что последует дальше. Его пренебрежение совершенно выбило ее из колеи. Нельзя сказать, чтобы она очень ценила Пенрода. Она воспринимала его как нечто среднее между дикарем и революционером, но все же пребывала в полной уверенности, что это плохо управляемое существо принадлежит ей и только ей. И вот, казалось, в их отношениях что-то изменилось. Не веря самой себе, она внимательно смотрела на виновника торжества, а тот, не переставая, мотал вверх и вниз головой, как того требовал приветственный поклон, который все они усвоили в танцевальной школе. Затем до нее донесся голос кого-то из взрослых: