- Я не помню, - ответил Егор Иванович, краснея: весь президиум обернулся и смотрел на него.
- Да не с тобой, чудак-человек... С отцом твоим ездили на помол... Значит, я, Иван, Феоктист...
- Ты не юляй! - кричат из зала.
Этот окрик точно подстегнул Минеевича, он передернул плечами, вскинул сердито бороденку и сам пошел в наступление:
- Как впервой назывался наш колхоз, ну? "Муравей"... Мураш то есть. А кто ему дал такое название? - сердито крикнул он в зал и, не дождавшись ответа, погрозил кому-то кулаком: - Я придумал! А через чего?.. Сидели мы в мельничном пристрое... Сговорились: артель создавать. А какое название? Смотрю я - по моим чембарам мураш ползет. Я его цоп - и кверху. - Минеевич вскинул щепоть, словно в пальцах у него был зажат этот самый муравей. Мурашом, грю, и назовем. Так и вырешили... Магарыч распили. - Минеевич почуял, что сказал лишнее, мотнул головой и добавил: - За помол то есть...
- Граждане колхозники, они тем разом перепились и Назарку заседлали, говорит Федул. - А Минеевич сел на него верхом и вокруг жернова ездил.
- Врет он! - покрывая хохот, срываясь на визг, кричит Минеевич. - Он самулянт!
- А кого за это выключили из артели? Кого? - распаляется и Федул. - Он всю жизнь бабу на пасеке продержал, а сам прорыбачил. За что ж ему двадцать рублей?
- Прямо не Минеевич, а как это... литературный инструктаж, - говорит на ухо председатель сельсовета председателю колхоза.
Тот снисходительно улыбается и поправляет:
- Не инструктаж, а персонаж.
- Какая разница!
- Тихо, товарищи! Хватит прений. Все ясно. Давайте голосовать: кто за то, чтобы Максиму Минеевичу Пустовалову назначить пенсию в двадцать рублей? - спросил, поднявшись, председатель колхоза.
Зал не колыхнулся, ни одна рука не вскинулась кверху.
- Понятно... Кто за пятнадцать?.. Как всем... Единогласно!
- А ежели как всем... - затрясся от негодования Минеевич, - сами и заседайте. В насмешку сидеть не желаем.
Он с грохотом отодвинул стул и вышел из президиума в зал.
- От дак вырешили!..
- Прямо как в лагун смотрели...
- Совершенно правильные слова...
- По первому вопросу все, - сказал председатель колхоза. - Шестнадцать пенсий выдали, две отказали. На второй вопрос разное. Слово имеет председатель сельсовета Бобцов Федосей Иванович.
Федосей Иванович подошел к столу, раскрыл папку с делами, солидно откашлялся.
- Поступила жалоба от гражданки Криволаповой Евдокии Семеновны на Силантьева Парамона Ивановича и на Черепенникова Федула Матвеевича в том, что они, отперев замок, вошли в дом Криволаповой, выпили осадки от пива, хлебную опару и съели на закуску картошку для поросенка. Посему поросенок визжал, когда пришла хозяйка. Вопросы имеются?
- Судить их надо колхозным судом чести!
- Хорошенько их приструнить! Они, как попы, по дворам шастают...
- В таком разе суд колхозной чести занимает свои места в составе председателя Фетиньи Петровны и заседатели - я и Егор Иванович.
- Подсудимые, встаньте! - приказывает Фетинья Петровна, глядя в папку Федосея Ивановича.
Федул и Парамон встают. Парамон в отличие от Федула сух, с бритым морщинистым лицом; впалые щеки придают ему мрачный аскетический вид, и смотрит он в пол, как заговорщик.
- Как вы проникли в избу Криволаповой?
- Подошли - замок висит... Ну, мы его шевельнули. Я шевельнул замочек ай ты, Федул? - спрашивает Парамон.
- Чего его шевелить? Это он от ветру.
- От ветру?! Эх, бесстыжие ваши глаза, - встает Криволапиха. - Небось палец-то об замок зашиб?
Парамон тычет в ее сторону обвязанным тряпицей большим пальцем:
- На, посмотри, на нем шкуры нет!
- А чо у тебя с пальцем-то? - спрашивает Фетинья Петровна.
- Чирьяка под ногтем. Фельдшер говорит: исделай ванную и помочи... Авось отмякнет. Я скипятил чугунок да сунул туда палец-то. Вся шкура и спустилась, как чулок.
- Не отвлекайтесь! Что в избе делали? - строго спрашивает председатель сельсовета.
- А что там делать? Чай, не на работу мы ходили к Криволапихе, огрызается Федул.
- Не рассуждать! Отвечайте согласно уставу... - повышает голос Федосей Иванович.
- Посмотрели, посмотрели - вроде никого и нет...
- А вы думали - там гостей застолица? - спрашивает ехидно Фетинья Петровна.
- Пускай Федул скажет.
- Я, значит, заглянул на шесток - лагун не лагун и чугуном не назовешь. Ну, вроде бидон... стоит. А в нем и пива-то нет, так - гушша.
- Одна видимость.
- Мы ее выпили...
- Там малость было... На донышке.
- А больше ничего не брали?
- Боле ничего...
- Ах, совесть ваша! - восклицает Криволапиха. - И где ж на донышке! Там более полбидона было. Опара хлебная в деже неделю стояла - и ее выжрали. А кто картошку съел? Поросенку стояла в чашке на скамье... Девки лапшу не доели - я ее тоже туда. Пришла я - поросенок визжит. Я хвать чашку, а там и отчистков нету. Все подчистую стрескали. Хряки они, хряки и есть... Криволапиха села под общий хохот.
- Что будем с ними делать? - спросила Фетинья Петровна.
- Выговор записать в дело.
- Пускай покаются.
- Граждане колхозники! - переждав шум, говорит Федул. - Ну чего с кем не бывает? Простить надобно. А мы более не будем.
- А Парамон?
- А что Парамон? Иль я чужих коров доил? - вскидывается он. - Не более других пил...
- Хорошо, запиши им выговор, - сказала Фетинья Петровна.
В зале задвигали стульями.
- Подождите расходиться! Слово имеет председатель сельсовета Бобцов Федосей Иванович, - сказал председатель колхоза.
Федосей Иванович встал, полистал в папке свои дела, нашел нужную бумажку, стал зачитывать:
- Товарищи, весна свое показывает: мусор, тряпки, солома, назем и прочие отбросы из-под снега повылазили. От столовой зайдешь в проулок... Тут тебе и собака, и кошка дохлая, и всякие животные валяются до самой речки. А Егор Иванович намедни в речке поймал худые чембары. Протерты не в ходу, а на этом самом месте... На сиденье... Сразу видно - табунщик носил. И у кладовой Степана Ефимовича тоже... мусор и назем. Спрашивается, кто старые чембары в речку кинул? Ведь из нее пьют лошади, скот; ребятешки, подростки купаются с первесны. А что от старых чембар? Один волос исходит и дух чижолый. Куда такое дело годится... Учтите!
- Почем ты знаешь, что табунщик свои штаны бросил?.. - кричат с задних рядов.
- Так они же протертые на сиденье, в седле то есть.
- А может, кто их в конторе просидел?
- Ты сначала установи!..
- Установим... И на следующем собрании сообщим. Все! - Председатель сельсовета закрывает свою папку.
Народ расходится.
1965