День, который я никогда не забуду.
Просыпаюсь от запаха манящих булочек и понимаю, что у меня урчит в животе. Глажу его, пытаясь успокоить разбушевавшиеся кишки, и веду носом, вбирая весь прекрасный аромат хлеба.
- Кто это там проснулся? - улыбающимся голосом говорит мой спаситель неподалеку от меня. Его голосу вторит небольшое эхо, отчего я понимаю, что мы находимся в довольно большом помещении, в котором не так уж и много предметов.
Чувствую, что губы расплываются в улыбке, и сладко потягиваюсь, отчего что-то тканное соскальзывает с моего тела на пол.
- Одеяло? - удивленно спрашиваю я, затем щупаю пальцами поверхность под головой - подушка.
Слышатся шаги, и мой бывший сторож садится рядом со мной, приминая под себя часть пружинистого матраса диванчика.
- Да, я решил, что раз уж ты три года провела без удобств, ты бы захотела чего-нибудь мягкого, - с этими словами он поднимает упавшее к подножью диванчика одеяло и бережно укрывает меня им. - Кстати, я тебе принес булочки.
Запах усиливается, словно изумительный хлеб приближают к моему лицу, затем я чувствую, как меня берут за руку и кладут в раскрытую ладонь хрустящую капельку шершавую маленькую булочку. То, что надо - а то после трех лет одинакового питания мой желудок сможет, наверное, теперь переваривать только хлеб да молоко.
Я с восторгом подношу волшебный запах к своему лицу и вдыхаю полной грудью, попросту обалдевая от столь яркого и насыщенного горячего аромата, раздувающего ноздри. Кружится голова, меня окрыляет восторг, а я приподнимаюсь над кроватью с помощью моего спасителя, и, устроившись в сидячее положение, отрываю пальчиками небольшой кусочек и отправляю его в рот, неспешно раскусывая. Это волшебно, фантастично, невероятно! Из горла вырывается стон, и уже через несколько секунд от булочки не остается ничего.
- Можно еще? - спрашиваю я.
И тут в мою руку кладут еще одну булочку, по ощущениям на пальцах, с кунжутом. Во вторую руку еще одну. Я съедаю их, затем прося еще парочку. Наконец желудок успокаивается, и я больше не прошу добавки, лишь глуповато и счастливо улыбаюсь.
- Безумно вкусно! - восклицаю я, все еще находясь в сытом блаженстве. - А кто же этот превосходный пекарь? - спросила я, желая не оставаться в долгу.
Слышу колыхание ветра в легкой ткани, а потом его теплые пальцы начинают ласкать мою кожу на шее, отчего я и вовсе расслабляюсь.
- Я, - по голосу я понимаю, что мой спаситель смущен, что придает ему некое милое очарование.
Отвешиваю воображаемый поклон в сидячем положении, и благодарю молодого человека от всей души.
- Безумно вкусно! Тебе нужно этим профессионально заниматься! - пытаюсь я убрать его смущение.
- Спасибо, но вообще-то у меня итак своя пекарня, - в его голосе звучит гордость за свое детище, которая заставляет меня улыбнуться. - А теперь пойдем, я кое-что приготовил для тебя, - говорит он. - Ты не против, если я возьму тебя на руки?
По-правде говоря, я бы хотела до скончания жизни ходить самой, босиком по траве, но коли это с моей реабилитацией пока невозможно, соглашаюсь на предложение моего бывшего сторожа. Его руки приподнимают меня над землей, и уносят в ту сторону, откуда дует ветер, скорее всего, на запад, раз уж ветра у нас такие - западные.
Нас дергает то в одну сторону, то в другую, потому что походка у моего бывшего смотрителя слегка пружинит. Но это не причиняет дискомфорта, наоборот, мне даже нравится такая непринужденная манера ходьбы.
Молодой человек как-то перехватывает меня поудобнее, и отпирает входную дверь, после чего на мое тело распространяется тепло, и я чуть ли не мурчу от удовольствия и понимания того, что я наконец-то чувствую солнце не через деревянную решетку на оконной раме, а вот так, вживую. И неважно, что будет потом, не имеет значения завтрашний день, важен лишь этот момент слияния с небесным светилом, щекочущим мои обнаженные пятки. Как же я соскучилась по нему!
Вокруг продувает легкий, свежий, вольный ветерок, который бывает только за городом и который всегда почему-то мне напоминает детство.
Через некоторое время мы останавливаемся, и меня медленно опускают на землю, из-за чего я ухватываюсь за шею моего спасителя покрепче, чтобы не упасть. Он бережно опускает меня на землю, которая оказывается вовсе не привычной и ожидаемой рыхлостью, а огромным покрывалом, вроде простыни, но только еще более мягким. Мой бывший сторож опускается рядом со мной.