Целая исповедь звучит для меня, и я удовлетворяю свое любопытство. Пожалуй, на сегодня об этом хватит. И все-таки остается еще кое-что, чего мне не хватает для полного расслабления и насыщения информацией.
- Как ты выглядишь? - спрашиваю я и стараюсь приподняться на локте. Парень помогает мне, поддерживая за плечо.
- А почему ты спрашиваешь? - вдруг задает он параллельный вопрос.
Я нахмуриваюсь, стараясь поточнее описать ему свои чувства:
- Просто раньше я очень любила рассматривать людей, подмечая какие-нибудь особенности их внешности не заметные на самый первый взгляд, например, маленькую горбинку на носу или родинку прямо под корнями длинных волос или у основания шеи, или родимое пятнышко на плече в виде чего-нибудь экзотичного... И сейчас мне бы хотелось знать, как выглядит тот, кто спас меня, - говорю я, намекая на то, чтобы он описал себя, но тут же спохватываясь, придумывая себе новое задание. - Хотя нет! Лучше просто не шевелись, а я буду угадывать, - предлагаю я.
Тяну руки в его сторону, и они нащупывают его лоб. Он оказывается гладким и довольно широким. Поднимаю пальцы выше и ощущаю мягкие, шелковистые прядки волос.
- Ты блондин? - предполагаю я и получаю кивок в ответ.
Отлично. У него не очень длинные, и не очень короткие светлые волосы, челка у которых занавешивает ему глаза, хотя почему-то при первом прикосновении я их не чувствовала. Спускаюсь ниже. Цепкие пальчики нежно очерчивают нос и шутливо нажимают на его основание, отчего с губ парня срывается смешок.
- У тебя веснушки? - вновь выдвигаю предположение я.
Мой бывший сторож усмехается.
- Не угадала.
Не особо расстроившись, спускаюсь еще ниже. Указательным пальцем ненароком задеваю его влажную мягкую губу, и непроизвольно прохожусь по ней подушечками всех пальцев, ощущая сладостное оцепенение где-то внутри себя. Закончили с губами, идем ниже. Очерченный, остренький подбородок и высокие скулы, по которым я провожу два раза, с благоговением ощупывая свежевыбритую кожу. Затем ладонь съезжает на шею и ложится на плечо. И указательным пальцем левой руки я чувствую где-то у Андрея на верху спины тоненькую полосочку взбугрившейся кожи, словно вылепленную волну из пластилина.
- Это, что, шрам? - спрашиваю я, нежно водя по нему вдоль и поперек, пытаясь запомнить эти ощущения.
- Да.
- А откуда?
Чувствую, как под моим дыханием и прикосновениями парень начинает дрожать. Хотя по сравнению с моими вечно холодными руками его кожа кажется как в лихорадке - может, он дрожит от перепада температур?
Парень дергает плечом, отчего моя рука слетает со шрама, и поправляет свою одежду, под которую мои руки уже успели забраться. Я осознаю, что зашла дальше, чем положено, но уже привыкла к тому, чтобы прикасаться к мужчинам, и поэтому как-то даже не уделяю этому внимания. А вот Андрей, кажется, придает этому огромное значение...
- Ты вообще ничего не будешь мне рассказывать о себе? - с немного обиженной интонацией интересуюсь я.
Парень ничего не отвечает, что практически выводит меня из себя. Если он и на это сейчас не ответит...
- Отлично. Можешь хотя бы назвать свой цвет глаз, а то, увы, я этого нащупать не могу...
- Серо-зеленые, - с каким-то сожалением говорит парень. - Прости, что ничего не говорю о себе, но так, правда, лучше. Быть может, когда-нибудь ты поймешь... - я уже хочу фыркнуть, но он продолжает. - А шрам я получил, когда в шесть лет напоролся на гвоздь.
Ого. Больно, наверное!
Есть вещи куда более интимные, чем разговор по душам или секс. К примеру, нежные, неторопливые слова признания в любви, или прикосновение к давно забытому шраму... деление на двоих одной курткой или зонтиком, один вечер, проведенный за бриллиантовым молчанием и пониманием без слов...
Глава 20
Так и проходят две недели. Мой спаситель не очень-то разговорчив, да мне и особо не надо, привыкла уже к одностороннему разговору сама с собой, мне так даже удобнее. Я все время провожу в комнате, где была в первый раз - Андрей предлагал перебраться на кровать, но на диване мне как-то уютнее. У себя дома я тоже все время спала на диванчике - не потому что кровати не было, нет, была, огромная и мягкая такая, просто мама всегда злилась, когда я засыпала на диване, поэтому я часто делала это ей назло. Эх, мама... Так жаль, что я причинила столько боли ей... Если бы я могла ее увидеть, то обязательно бы попросила прощения за все, что натворила.