Хорошо хоть его запах мне не знаком...
Иду дальше, потому что до сих пор не могу ничего различить. Словно все звуки высосали огромным пылесосом и явно не собираются отдавать их обратно! Куда подевалась привычная какофония? Ступаю по коридорам, опираясь руками о стену. Когда мы бежали отсюда с Андреем, мы поворачивали направо, значит, сейчас мне нужно будет налево...
Моя нога упирается во что-то мягкое, и, прежде чем крик срывается с моих губ, я зажимаю их ладонями. Тяжело дыша, я наклоняюсь вниз и нащупываю пальцами чей-то холодный подбородок, а затем резко отдергиваю руку. Прямо подо мной мертвый человек, причем не тот, чей запах я уловила в самом начале.
В таких условиях тишина начинает казаться крайне зловещей.
И все же я иду дальше, вне зависимости от вопящего чувства самосохранения.
Стена, по которой я веду рукой, вдруг заканчивается. Что это? Проход? Решив повернуть, я уже заношу ногу налево, как вдруг большой палец ноги врезается в твердую каменную поверхность.
Лестница!
Помню, как мы спускались по лестнице, когда совершали побег с моим спасителем. Она была до ужаса длинной, но даже не это сейчас меня останавливало. Следом за ней находились комнаты, где держали девушек, я помню, как лежа в своей, слышала их мольбы и плач. Это заведомо рискованный путь, так как там всегда была куча охранников, пусть даже сейчас оттуда не доносится ни звука.
Но я еще не настолько растеряла последние капельки себялюбия.
Иду дальше, проходя мимо лестницы. Проходит довольно долгое время, а коридор, по которому я следую, все не кончается.
Вдруг слышится чей-то голос. Я не могу различить слов, так как он находится на очень большом от меня расстоянии, да еще и приглушен. Однако, он доносится именно из того направления, которое я выбрала.
Моя рука упирается в какую-то новую дверь. Голоса становятся слишком четкими для того, чтобы я поняла, что их обладатели находятся здесь, но недостаточно отчетливо для того, чтобы я разобрала слова. До меня доносятся отдельные слоги, но составить их хотя бы в слова, а уж тем более в цельные осмысленные фразы я не могла. Сердце колотится с перебоями, у меня холодеют ладони, а по спине катится струйка пота. Перепуганная от какого-то неведомого предчувствия, я прижимаюсь к двери, в надежде на то, что от моего прикосновения она не откроется, как предыдущая.
- ...когда я принимал тебя, сын, - наконец понимаю я. Голос слегка грубоват, но в нем чувствуется сила - этот человек явно большой босс. Может, это и есть тот, кто всем заправляет? - Я полагал, что ты уже готов. Ты же сам просился! - воскликнул он. - Я сначала даже поверить не мог, что ты сбежал с той девчонкой, что ты предал семью. Зачем ты здесь теперь?
- Ты за нами следил, - слышу я новый голос, более молодой, но в нем так же ощущается сила, словно говорит только что повзрослевший парень, ставший мужчиной. - Ты не дал нам спокойно уйти...
Я узнаю голос.
Это Андрей.
Сердце судорожно сжимается, а кровь ускоряет свой бег по венам и артериям. Кажется, из меня вышибли весь воздух, и теперь я не могу дышать. Ноги сами отступают назад, и я еле как удерживаю равновесие.
Андрей. Он сын моего хозяина. Он сам просился на эту работу охранником, и сюда пришел, только чтобы поговорить со своим отцом.
В голове возникает отвратительный привкус желчи. Голова начинает кружиться, я ничего не понимаю, все в кучу. Разум вопит о том, что нужно бежать, и как можно скорее, и это единственное, в чем я с ним могу согласиться.
Отступаю назад и начинаю бежать туда, откуда пришла. Спотыкаюсь, падаю, но все равно поднимаюсь и бегу что есть силы.
Куда-то сворачиваю, уже не знаю куда...
Хватаюсь за ручку какой-то двери, и рывком открываю ее на себя. В нос ударяет запах открытого пространства. Выбегаю на улицу, и едва проношусь всего несколько метров, как позади меня раздается взрыв.
Глава 26
Уши закладывает, в висках стучит огромным молотом, а я сама, не отдавая отчет в действиях, истошно воплю, не слыша своего крика. Мои внутренности взбудоражены, сердце колотится так, что я чувствую его ритм даже сквозь оглушение, меня трясет, когда непроизвольно падаю на землю, закрывая руками голову.
Господи!
Поначалу я ничего не слышу - все как за глухой стеной, меня обуревают страшные чувства... А после отголоски эха истошного крика, сорвавшегося с моих губ, постепенно доносятся до меня и плавно перетекают во всхлипы. Предметы сзади меня проносятся с шумом вверх, словно пытаясь достать до неба, а затем со свистом и грохотом обрушиваются вниз. Здание, бывшее притоном, рушится, я слышу, как трещат стены, ломаются двери, трескаются и взрываются окна.