- Пол года назад мне позвонил неизвестный номер, - со вздохом продолжил мой бывший сторож. - Я, взяв трубку, услышал того, чей голос не доносился до меня несколько лет. Голос моего отца. Тот предлагал несложную работенку. Я, честно говоря, буквально тут же послал его на все четыре стороны - мне ничего не нужно было от этого человека, да и пекарный бизнесс процветал. В общем, я повесил трубку, не сожалея ни о чем. Однако наступил тяжелый период в финансовом плане. Мне очень нужны были деньги, а пекарня по отдельным причинам не давала нужного дохода. Я залез в долги. И тогда я вспомнил про звонок отца. У меня сохранился номер, потому что я сохранил его в записной книжке. Отец как-никак.
Он принял меня с распростертыми объятиями.
Однако даже тогда он не поведал о том, чем занимается. Сказал лишь, что из-за моего долгого отстутсвия, у него не было возможности готовить меня дальше в его кресло, поэтому он может устроить меня разве что одним из охранников. Я согласился, ведь отец предлагал вполне достойные деньги.
Меня приставили в южный блок.
Я просто дежурил целыми днями у дверей, и все. Больше от меня ничего не требовалось.
Мимо моего поста иногда проходили мужчины, держащие в руках хлеб и молоко. Они заходили в какую-нибудь из комнат, которые были под моим надзором, и выходили обратно уже с пустыми стаканами. Я ничего особенного не находил в их поведении, мне было все равно, зачем они это делали. Я просто выполнял свои служебные обязанности.
И все бы так и продолжалось, если бы не оплошность одного из подчиненных отца. Однажды один из таких носильщиков заболел, поэтому меня попросили принести молоко и хлеб самому. Я, не видя никаких препядствий, согласился помочь. Взяв стакан молока и хлеб, я зашел в ту комнтатку, в которую мне сказали все это принести, ожидая увидеть там какого-нибудь котенка...
Его рассказ прерывается, потому что я громко и с чувством швыркаю носом. От его слов в горле запершило, и теперь горячие слезы градом стекают по моим щекам. Меня всю колотит, я не могу просто взять и успокоится, поэтому просто утыкаюсь лицом ему в плечо. Мой бывший смотритель умудряется как-то извернуть руку и начинает мягко поглаживать меня по волосам.
- Я увидел тебя, - нежно продолжает говорить парень. - Исхудавшую до костей, одетой непонятно во что, и лежащей без единого движения. Я подумал, что ты умерла... А потом ты зашевелилась, что, если говорить начистоту, испугало меня еще больше. Не думал, что в подобном состоянии еще находятся силы, чтобы двигаться...
А потом ты показала мне свои глаза. Свою слепоту. Единственной мыслью в тот момент было: "Я обязан ей помочь. Даже если ради этого нужно продать собственную душу...". И тогда я стал придумывать план побега.
А дальше ты уже и сама знаешь...
Вся суть в том, что я лишь недавно узнал, что мой отец - хозяин притона. Конечно, это не сильно оправдывает меня, ведь семейные узы - самые крепкие, но все же...
Он замолкает. Я отчаяно дышу полной грудью, пытаясь собрать мысли в кучу и сказать молодому человеку хоть что-то вразумительное.
- Знаешь, - наконец говорю я. Наше молчание затягивается, и сейчас время моей реплики, моей реакции на сказанное парнем, - на самом деле меня не сильно волнует твое прошлое. Ровно лишь настолько, как и твоя внешность. Я никогда не знала ни того, ни другого, и могу лишь догадываться о их достоверности и виде. А догадки порождают ложь. Мне не важно, кем был твой отец, и кем ты сам был до встречи со мной. Меня волнует лишь то, что ты любишь меня. Остальное неважно... Однако можно всего один вопрос?
Рука парня, поглаживающая мои волосы на секунду останавливается, словно раздумывая, а затем продолжает свой бег.
- Можно, - говорит парень.
Я собираюсь с силами и на выдохе говорю:
- Ты взорвал собственного отца?..
Его рука вновь замирает, а затем мой спаситель и вовсе убирает ее с моей головы себе на коленку, судя по звуку.
- Я не уверен, - только через некоторое время отвечает Андрей. - Бомба взрвала все здание с находившимися там охранниками, теми, которых я вырубил. Помимо них там были только я, отец и ты, но ты убежала. А за секунду до взрыва я выпрыгнул в окно, разбив его собственным телом с разбегу... А что стало с моим отцом, я не знаю. Быть может, он спасся. Угадывать все равно бесполезно...
Я приникаю поближе к нему, чтобы даровать свою поддержку. Так странно. Все-таки я могу ему что-то дать, взамен на его любовь...
До меня доносятся шаги очен маленьких ступней, а вслед за ними, словно подхваченный темлым ветром, детский смех. Эти шаги приближаются, и вот я уже могу различить учащенный пульс и быстрое поверхностное дыхание маленького ребенка, бегущего в нашем направлении.