Ну почему я не прыгнула в тот раз на крыше? Почему не покончила с собой в тот момент, когда был идеальнейший шанс? Ненавижу, ненавижу Андрея и мои к нему чувства за то, что остановили меня! Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Сейчас бы не пришлось вновь вернутся к прошлому, к пустоте, к страху перед предстоящим...
Не знаю, сколько дней я пробыла тут. По по моим подсчетам еду приносили раз эдак 140, плюс-минус. Если считать, что это было по 3 раза в день, то я здесь около 46 дней. Что случилось с Андреем я и вовсе не имею понятия... Страшно и подумать.
Вдруг слышу какие-то шорохи и настораживаюсь. В этом месте подобное бывает редко, тем более что еду мне приносили совсем недавно. Что их так всполошило?
- Неужели последние? - неотчетливо отскочило от каменных стен. Говоривший находился очень далеко, однако я все же могла различать слова.
- Именно. Осязание и вкус. Завтра можно начинать... - ответил другой голос, больше смахивающий на женский.
Больше я ничего не расслышала, так как говорившие вновь отдалились. Скорее всего в это время они проходили мимо какого-нибудь из поворотов, ведущих ко мне.
Информация, полученная в этот момент, заставила меня проснуться от бесконечной дремоты, в которой я находилась почти все время. Почему-то слова "осязание и вкус" вызвали у меня какой-то неприятный холодок в животе. Они словно были закрепленны за чем-то, или за кем-то... Это же чувства - их должен кто-то испытывать. Следовательно, превели двух людей, но почему их называют именно так, а не поименно? Неужели у них в этих чувствах что-то особенное, что отличает от других и дает все основания для того, чтобы заклеймить их именно так?
Да и я здесь не случайно... Поначалу мне казалось будто нас нашел отец Андрея, вот только на этот раз кормили лучше, я была прикована цепями и не была вынуждена удовлетворять своим телом мужчин. Тогда зачем я здесь, в который раз спрашиваю об этом себя? Сейчас слова "осязание и вкус" словно дают мне хлебную крошку как в "Гензель и Гретель", по которой нужно следовать... Может, у меня тоже есть какое-то особое имя? Скажем... Зрение. Одно из пяти основных чувств, к которым принадлежат осязание и обоняние. Лишенность его... Глаза. Та девочка, Василиса, говорила о глазах... Пентаграмме...
Вот кто меня схватил. Все-таки та история была правдой, а пугалки на ночь - реальными кошмарами наяву. Меня держат здесь, чтобы принести в жертву...
Одно радует - наконец-то мое старое, вновь обнародованное желание смерти исполнится. Хотя мне и не хотелось, чтобы это произошло путем расчленения на алтаре, сути ничто не поменяет. Наконец-то моя последняя карта в руки судьбы не сможет быть крыта. Я выиграю, лишив ее иных вариантов борьбы...
Проходит еще день. Когда я в четвертый раз слышу шаги (три раза до этого приносили еду), моя интуиция подсказывает, что это не обычная ситуация. Ног слишком много. Шаги слишком тяжелые. Люди все приближаются и приближаются ко мне, пока их ступни не останавливаются в полуметре от моего тела. Кто-то один наклоняется ко мне и расщепляет цепи на ногах.
- Вставай! - грубым голосом говорит один из них.
Пытаюсь выполнить приказ, однако и пальца поднять не могу, не говоря уже о всем теле.
Людям это не нравится, и они жестоко сжимают мои плечи и резко поднимают меня на ноги. Так как я тут же теряю равновесие, они подхватывают меня и тящат за локти куда-то.
Я не сопротивляюсь. Где-то внизу шаркаются голые ступни, раздирая кожу в кровь, но не уделяю этому никакого внимания. Какая теперь разница... Они тянут меня все дальше и дальше, пока я не понимаю, что любые звуки, издаваемые мной, начинают отскакивать от стен. Эхо. Мы попали в просторное помещение...
И тут в нос мне ударяет знакомый до боли запах.
Дыхание останавливается, рассудок помутняется, а я заставляю их вновь заработать и глубоко вдыхаю...
Сомнений не остается. Это он.
Это Андрей...
- Карина... - вторил моим мыслям о воссоединении любимый голос. Это точно он!
Затуманенная порывами сердца, я потянулась к нему, и меня дернули за плечо, чтобы угомонить. Сердце нескончаемо стучало, я словно птица, обретящая свободу, но перед которой находилось прозрачное стекло, непозволящее эту свободу потрогать...
Меня поставили куда-то, все еще крепко держа за локти. Я не вырывалась, но осознание того, что Андрей рядом, со мной, придавало какой-то опъяняющий восторг. Он жив...
Вдруг я услышала, как позади меня тащат еще кого-то. Девушку, несомненно девушку - у нее слишком частое сердцебиение, да и различим шелест ветра у нее в длинных волосах. По ее судорожному вздоху я поняла, что она чего-то очень сильно напугалась. Чего?