Председатель земской управы смотрел на меня своими рыбьими глазками и молчал. Молчал и исправник, вдруг резко поскучневший и уставившийся куда-то в окно. И Ванька с Потапом, с которыми мы два года в одном помещении проработали, с которыми время от времени пиво вместе пили, сидели и молчали. И я сдался. Сел за стол и проговорил трагическим голосом:
— Хорошо, Игорь Фёдорович, я поеду… — хотел сказать, что если случится со мной непоправимое — ему до конца жизни в глаза моим детям смотреть, но вспомнил, что детей у меня нету. И жены нету тоже. Честно сказать, даже девушки не было. На земле учился, да стеснялся. А здешним девушкам я был глубоко неинтересен. Пытался я тут ухаживать за одной — Глафира Дымова её звали. Но она на меня смотрела, как на таракана. И всё по стрелкам сохла, по изыскателям, да по охотникам. Это те самые безбашенные, которые пешком не боялись куда угодно ходить.
А Кротовой, услышав моё согласие, тут же заулыбался. Развернул бумажку какую-то, которую в руках держал. И я понял, что он в моём согласии и не сомневался, подлец, ни минуты.
— Здесь распоряжение на твоё имя, Сёма, а здесь подорожная! А тут вот приказ — командировочные получишь в канцелярии! Завтра с утра почтовая карета уходит на Разумное. В обед останавливаетесь в Лопани — это волостной центр. Там целых два часа отдыха. Можно покушать, отдохнуть, а к вечеру будешь уже в Разумном…
Председатель земской управы рассказывал, а я сидел, смотрел на блестящую пуговицу его пиджака, и внутри поднимался страх. Кротовой объяснил, что назад почтовая карета, но уже другая, будет идти через Разумное спустя три дня. Потому времени всё записать и запечатлеть будет более, чем достаточно.
— Ежели Мерлен Петрович ранее этого времени приедет — сам ему расскажешь и покажешь. А если к тому времени не будет его — поезжай с Богом обратно! А я к зарплате в этом месяце за командировку двадцать рубликов тебе надбавлю, Сёмушка!
Я ненавидяще посмотрел на начальника, но тут в дело вступил Ванька-подлец, и подложил свинью, которой я от него вообще не ожидал! Он подошёл к нашему столу боком и зашептал что-то на ухо Игорю Фёдоровичу, а тот всплеснул руками и заговорил:
— Точно! Как я мог забыть? Неси!
Ванька метнулся к сейфу, забряцал ключами и через минуту шмякнул передо мной на стол… револьвер! Огромный, тяжёлый, с длинным стволом или дулом, как уж называется, не знаю. А исправник, который всё так же за спиной начальника нашего стоял, крякнул радостно:
— Вот это дело! Давно пора! — заговорил резко басом. Я же посмотрел дико на Ваньку, на Игоря Фёдоровича и спросил:
— А это зачем?
— По формуляру-с положено, — Ванька втянул голову в плечи, и смотрел не на меня, а на начальника.
— Молодец, Ваня, садись на место! — милостиво кивнул ему Кротовой, и повернулся ко мне: — Сёма, надо так по закону! Ты распишись за пистолетик и за двенадцать патронов к нему! Вот здесь и здесь!
— И что я с ним делать-то буду? Я даже не стрелял ни разу, — в отчаянии спросил я председателя.
— Носить будешь, Семён! — пробасил исправник. Притиснул свою моржовую тушу к столу, высыпал патроны из коробочки и ловким движением откинул какую-то штучку возле барабана. А после стал запихивать в дырки патроны, пулями вперёд, постоянно проворачивая барабан: — Так он заряжается! Потом планочку на место! А потом целишься и нажимаешь на спусковой крючочек! На!
Исправник сунул мне заряженный револьвер, и я машинально взял железяку. Поразился, какой тяжёлой оказалась машинка для убивания, даже чуть не уронил от неожиданности. На вид револьвер легче казался. А исправник в это время сгрёб оставшиеся шесть патронов и бережно ссыпал мне в карман. Потом оглядел меня придирчиво и спросил:
— А кобура твоя где?
— К-какая кобура? — я натурально начал заикаться, глядя на огромного исправника. А тот повернулся к Кротовому и спросил:
— Игорь Фёдорович, а кобуру почему не выдаёте?
— Так по формуляру только наган положено-с выдавать и двенадцать патронов к нему-с! — тут же сообщил Ванька, выглядывая из-за кучи бумаг, как солдат из окопа.
— Действительно так, — кивнул председатель земской управы.
— Ну, положено-с, не положено-с, — благодушно прогудел исправник, — Не в сапоге ж ему оружие носить! Выдайте и кобуру!