— Слушай внимательно. Иногда лучше не налегать так сильно на магию. Ты уже, наверное, понял, насколько она опасна, — произнёс он медленно, выделяя каждое слово. — Она отнимает что-то важное. Лишает тебя самого себя. Даже не знаю, лучше ли это смерти.
Его взгляд стал ещё тяжелее.
— В ближайшие дни даже не думай пытаться её использовать. Отдохни.
Я почувствовал, как его слова словно цепями сковали меня. Однако пассивное подчинение никогда не было моим стилем.
— Но… — начал я было возражать, но его нахмуренные брови сразу заставили меня замолчать. Кайрос не терпел обсуждений.
— Никаких "но". А теперь возвращайся, — бросил он, махнув рукой.
Поднявшись с импровизированного стула, он поправил пиджак и без лишних слов развернулся, уходя в ночь.
Я остался на месте, провожая взглядом его удаляющуюся фигуру, пока она полностью не растворилась в темноте.
Глава XX: Мечты
*Мирт*
— Шах и мат, — довольным голосом произнёс я, глядя на шахматную доску. Королю Лайса больше некуда было бежать — его зажали ладья и мой король в самом углу.
Учитель нахмурился, внимательно осмотрел доску, а затем тяжело выдохнул, откинувшись в кресле.
— А ты значительно вырос, — пробормотал он, лениво проводя рукой по подлокотнику.
Я и сам это чувствовал. Последние полгода оказались невероятно продуктивными. Казалось, я узнал и достиг за это время больше, чем за все предыдущие годы своей жизни. Ни дня, ни минуты не проходило впустую.
Даже при моём худощавом телосложении я ощущал, как мышцы стали крепче, а разум — острее. Уверенность тоже значительно возросла, особенно после истории с Галом.
Кстати, о нём. После устроенного мной скандала, когда его бывшие "друзья" выложили все его секреты и даже приукрасили кое-что, Гал больше никогда не появлялся на публике. Я не видел его с тех пор, и меня это полностью устраивало. С его исчезновением никто больше не донимал меня.
— Кстати, Виктория попросила передать, чтобы ты завтра явился к ней. Сделай это так, чтобы никто не заметил, — произнёс Лайс, отмахиваясь от меня, словно от надоедливого насекомого. Он начал аккуратно собирать шахматные фигуры в коробку.
Хотя он старался выглядеть безразличным, я чувствовал в нём странное недовольство. Оно было трудноуловимым, но я ощутил его. Что его беспокоило? То, что я впервые обыграл его в шахматы? Или перспективы моего разговора с Викторией?
Впрочем, это особо меня не заботило. Гораздо больше занимал вопрос, что понадобилось моей сестре. С начала обучения мы так ни разу и не встретились. Да и вообще, её редко кто видел — она почти не выходила из комнаты. Я вернулся домой уже поздно, как обычно, ожидая, что Остин будет спать. Однако, к моему удивлению, на кухне горел свет.
Стоило войти, как я сразу почувствовал запах алкоголя и свежеиспечённого хлеба. Остин сидел за столом с кружкой в руке, от которой пахло спиртом.
Я замер в дверях, ошеломлённый. Никогда раньше я не видел его так пьющим. От бутылки осталась всего половина, а сам старик выглядел слегка окосевшим, тяжело опираясь на стол. Его мутные глаза тут же заметили меня, и он улыбнулся своей тёплой, но усталой улыбкой.
— О, Мирт... Как обычно поздно, — произнёс он, жестом приглашая сесть за стол.
Я присел напротив него, всё ещё переваривая увиденное. Мы в последнее время почти не общались. Да и вообще, наши разговоры всегда были редкими. Но в последние месяцы я был слишком занят, чтобы обратить на это внимание.
— Ох, ты так повзрослел... Я помню, каким ты был мальчишкой, — неожиданно сказал Остин, положив грубую ладонь мне на щёку.
Этот жест удивил меня не меньше, чем его состояние. Я попытался уловить его эмоции, но бурлящая внутри него смесь чувств была настолько сложной, что я не мог её понять.
— Остин... Почему ты так напился? Я никогда не видел тебя таким, — немного обеспокоенно произнёс я, наблюдая, как он поднимает кружку и делает ещё один глоток, морщась от крепости напитка.
— Да... Я обычно не позволяю себе такого, — вздохнул он, опустив взгляд. — Просто… знаешь, в последние дни у меня неспокойно на сердце. Я волнуюсь. Мы так редко видимся, а ты постоянно занят.
Такого признания я никак не ожидал. Это выбило меня из колеи.
— Такой большой… Тебе уже сколько… тринадцать? Четырнадцать лет? — продолжил он, словно размышляя вслух. — Ты мне так напоминаешь моего господина.
Голос заметно дрогнул, и я обратил внимание на глубокие морщины, прорезавшие его лицо.