Правда, она предприняла не слишком решительную попытку убедить его остаться на Грейсоне в качестве мажордома Харрингтон-хауса, благо он выказал незаурядный талант по части управления местным штатом (по мнению самой леди Харрингтон, никого, правда, не интересующем, чрезмерно раздутым штатом) и успел сделаться почти незаменимым для Клинкскейлса и для ее родителей. Но он последовал за ней, как и Нимиц с Самантой, оставившие на Грейсоне своих котят. Впрочем, те уже подросли, да и не испытывали недостатка в присмотре, поскольку Гера, Афина, Артемида и все коты выразили полную готовность исполнять родительские обязанности, а Саманта не могла не последовать за супругом, все еще переживавшим утрату ментального голоса. Мак и сам был для котят вроде няньки, любил играть с пушистыми шалунами, и они тосковали по нему так же, как и он по ним. И он не обязан был следовать за ней: в своем завещании Хонор просила командование флота уволить его в отставку, чтобы предоставить ему возможность и дальше вести хозяйство Харрингтон-хауса. И как она признавалась себе сама, дело было не только в немалой роли, которую Мак уже начал играть на Грейсоне. Она слишком долго втягивала его в один смертельный бой за другим и хотела, чтобы он обрел наконец покой.
К сожалению, покой был не для него… Все получилось как-то само собой: не вдаваясь в обсуждения, Мак просто-напросто объявился на борту «Пола Тэнкерсли» и приступил к исполнению обычных обязанностей. При этом флот как учреждение оказался столь же неспособным повлиять на ситуацию, как и сама Харрингтон. МакГиннес и не думал подавать заявление о восстановлении на службе, однако все делали вид, будто он и не увольнялся, а по-прежнему как был, так и остается ее штатным стюардом. Нарушаемое при этом количество параграфов Устава, а также всяческих правил и предписаний не поддавалось исчислению. Присутствие гражданского лица на военном корабле, да еще без какого-либо допуска должно было повергнуть службы безопасности в бешенство… но, похоже, сказать Джеймсу, что он нарушает правила, ни у кого не хватало духа. Хонор же, по правде говоря, все вполне устраивало. Было время, когда сама мысль о личном слуге казалась ей вздорной самонадеянностью. В известном смысле так оно и осталось, но… МакГиннес был для нее «слугой» не больше, чем Нимиц. Она затруднилась бы точно охарактеризовать их взаимоотношения, но термины не имели никакого значения. Важно, что в качестве коммодора или адмирала, землевладельца или герцогини она оставалась его капитаном, а он – ее хранителем и другом.
Будучи при этом мультимиллионером.
Хонор прыснула, но скрыла улыбку, когда Мак ввел смуглую, с ястребиными чертами лица женщину в мундире коммандера Королевского флота. Ее окружала аура печали и страха, к которым примешивалось легкое любопытство.
«Наверное, мое предположение оправдается. А жаль. Но, может быть, нам удастся что-нибудь придумать».
– Коммандер Ярувальская, ваша светлость, – доложил МакГиннес с безукоризненной церемонностью, всегда присущей ему при посторонних.
– Спасибо, Мак, – сказала Хонор и протянула гостье руку. – Добрый день, коммандер. Спасибо, что сочли возможным так быстро откликнуться на мое приглашение.
– Не за что, ваша светлость, – отозвалась Ярувальская, сопрано которой походило на голос самой Хонор, но звучало устало, даже придавлено. – Не скажу, чтобы мне пришлось бросить ради этого кучу неотложных дел, – добавила посетительница с гримасой, которая должна была означать улыбку.
– Понятно.
Задержав руку Ярувальской в своей чуть дольше, чем это было необходимо, Харрингтон указала ей на кресло напротив письменного стола.
– Присаживайтесь, устраивайтесь поудобнее. Кстати, коммандер, вы пиво пьете?
– Да, ваша светлость, – явно удивившись вопросу, ответила Ярувальская.
– Вот и хорошо. Мак, не будете ли любезны принести нам пару кружечек «Старого Тилмана»?
– Разумеется, ваша светлость, – ответил стюард и взглянул на Ярувальскую. – Коммандер, не желаете ли чего-нибудь к пиву?
– Нет, спасибо. Пива будет достаточно… мистер МакГиннес.
Краткое замешательство и последующее обращение явились как бы откликом на недавние размышления Хонор о неопределенном статусе Джеймса, но на настоящий момент важно было не это. Судя по эмоциям Ярувальской, ни один флаг-офицер не приглашал ее выпить с ним пива по меньшей мере на протяжении стандартного года.
– Как прикажете, мэм, – ответил МакГиннес и удалился, производя не больше шума, чем древесный кот.
Ярувальская проводила его взглядом, после чего резко обернулась к Хонор. В глазах ее угадывалась горечь, смешанная с вызовом.
– Надо полагать, вы ломаете голову над тем, почему я вас пригласила, – сказала Харрингтон.
– Так точно, ваша светлость, – безжизненно отозвалась Ярувальская. – Вы первый флаг-офицер, пожелавший встретиться со мной после окончания работы Сифордской комиссии. – Она криво улыбнулась и, вскинув голову, поправилась: – Точнее сказать, простите за прямоту, первый старший офицер, который не прилагает все усилия для того, чтобы избежать встречи.
– Меня это не удивляет, – спокойно сказала Хонор. – Вот если б дела обстояли иначе – это, пожалуй, могло бы вызвать удивление.
Ярувальская внутренне ощетинилась, но Харрингтон, не подавая виду, столь же нейтральным тоном продолжила:
– Искушение казнить гонца, принесшего дурные вести, возникает даже у людей, которые умом вполне понимают, что винить его за это нельзя.
Внешне Ярувальская никак не отреагировала на эти слова, однако Харрингтон ощутила ее удивление и растерянность. Эта женщина уже привыкла лелеять в одиночестве свои обиды и, приняв приглашение Хонор, полагала, что та станет ковыряться в ее ранах. Однако высокопоставленная собеседница повела разговор не так, как ожидалось, и коммандер несколько растерялась, почувствовав себя незащищенной. Презрение, с которым ей приходилось сталкиваться, причиняло боль, но к нему она, во всяком случае, была готова. А чего ждать от этой встречи, не знала.
«Во всяком случае пока не знает», – подумала Хонор, переводя взгляд на МакГиннеса, материализовавшегося с двумя кружками янтарного пива, к которому прихватил блюдо с сыром и зеленью. Когда стюард ловким движением расстелил перед женщинами снежно-белые салфетки, Хонор покачала головой.
– Ты меня балуешь, Мак, – строго сказала она.
– Я бы не сказал, ваша светлость, – возразил стюард.
– Во всяком случае, в присутствии гостей.
МакГиннес, в свою очередь, покачал головой и, оставив реплику без ответа, удалился.
Хонор посмотрела на Ярувальскую, у которой этот разговор вызвал легкую улыбку. Улыбка, впрочем, тут же исчезла, но первоначальная настороженность ослабла.
– Угощайтесь, коммандер, – сказала Хонор и сделав глоток насыщенного бодрящего напитка, с трудом сдержала вздох удовлетворения.
Чего ей по-настоящему не хватало на Аиде, так это «Старого Тилмана». Пиво, которое завозили на базу для нужд гарнизона, было попросту ослиной мочой. Правда, и заключенные, и персонал БГБ пробовали свои силы на поприще пивоварения, но без особого успеха. Харрингтон подозревала, что все дело в небольшой мутации, едва заметно изменившей свойства хмеля или ячменя, выращиваемого на Сфинксе, и обеспечившей уникальное качество продукции пивоварен Тилмана.
Губы Ярувальской дрогнули, как будто она услышала так и не изданный Хонор вздох. Потом гостья откинулась в кресле, сделала по примеру хозяйки глоток, и Хонор с удовлетворением ощутила, что она расслабилась. Вообще-то угощать пивом младших по званию, приглашенных к начальству в служебное время, принято не было, однако эта встреча была не совсем обычной, а официальных и весьма неприятных встреч Ярувальской довелось пережить после Второго Сифорда более чем достаточно.
Дав гостье возможность распробовать вкус напитка, Хонор поставила свою кружку на стол и, подавшись вперед, сказала:
– Полагаю, у вас имелись некоторые предположения, по большей части не радостные, зачем вы могли бы понадобиться кому-нибудь из Адмиралтейства, но мое приглашение наверняка стало для вас полной неожиданностью. Разве что не вознамерилась ли я использовать ваш пример как «страшилку» для курсантов ВТК. Очевидно, что никаких надежд на продвижение вы после Сифорда не питали.