– Почтенный лан-Марис, рад видеть. Тебя-то я и искал.
– Да ну? – проворчал травник. – А я уж думал, что ты пришел потаращиться на мертвецов, как половина города. Эка невидаль – бандитов отловили! Ну, идем, идем ко мне в лавку.
Лан-Марис фамильярно подхватил его под руку и повел через толпу. Пока они шли, ан-Аахди внимательно прислушивался к пересудам.
Мудрый Лах таль-Нахиб так устал от бесчинств лесных бандитов и бед, которые они причиняют простым людям, что устроил самую крупную облаву, какую только помнят старики. Так и выловили Гуайда, качавшегося на веревке под вороний грай толпы. А скоро переловят и остальных, потому что разбойники, чтобы сохранить себе жизни, рассказали палачам все свои секреты и сдали всех сообщников.
Ан-Аахди закрыл глаза и зашептал молитву.
«О Всевышний, лишь бы Гуайд не назвал перед смертью страже и мое имя».
Вряд ли это было так, конечно. Иначе бы за ан-Аахди уже явились. Но и помолиться никогда не помешает.
– Что это ты там шепчешь, почтенный? – заинтересовался лан-Марис.
– Прошу Всевышнего наказать бандитов по справедливости.
Травник горько взмахнул руками.
– И ты туда же! А я думал, ты благоразумнее других, мой друг, – он понизил голос, предварительно оглядевшись. Они уже приближались к его лавке, находившейся от виселицы на другом конце базара, и вокруг никого не было. Все сбежались глазеть на мертвецов. – Ты как будто не знаешь, что Гуайд никогда не нападал на бедняков. Он грабил только караваны богачей, а потом раздавал деньги нуждающимся. Без него в городе и окрестных селах перемрут десятки семей, о которых заботились он и его люди. Хоть он и разбойник, а правда на его стороне, и не могу сказать, что в час нужды я бы от него отвернулся.
– А семьи караванных охранников, которых убивал Гуайд? – возразил ан-Аахди. – Кто позаботится о них? И кто будет возить к нам товары из дальних земель, если такие, как он, распугают всех купцов? Нет, почтенный лан-Марис, наш правитель, да светит ему вечное солнце, велик и постиг мудрость. Разбойникам в нашей стране не место.
– Разбойников не было бы, если бы наш «великий правитель» не заставил колдунов разбудить Трех Сестер, – очень тихо, в сторону, произнес травник. – У нас были прекрасные плодородные поля, зеленые луга, густые леса. А что сейчас? Мне целый день приходится потратить, чтобы найти хоть одну живую травинку. Скоро продавать станет нечего, и придется мне из травника переучиваться на горшечника. «Надо защитить наши земли от чужеземных захватчиков, которые приходят из-за гор», – вроде бы так говорил таль-Нахиб? Ну и как, защитил?
– А ты слышал с тех пор хоть об одном нападении иноземцев, мой друг?
– Нет, твоя правда. Только мы и без нападений мрем не хуже, чем в бесконечной войне.
– Травник должен разбираться в травах, а правитель – в том, как править. Ему виднее, прав он был или нет, – веско сказал ан-Аахди, надеясь положить разговору конец.
Но лан-Марис не унимался. Он всегда любил поболтать, вдобавок гибель Гуайда задела его.
– Как бы я хорошо ни знал растения, а иногда ошибаюсь и то недосыплю, то пересыплю ингредиентов для мази. Почему таль-Нахиб не может ошибиться?
– Мы с тобой дружим много лет, поэтому я сделаю вид, что твой рот этого не говорил, а мои уши этого не слышали, – сухо ответил ан-Аахди.
– Ну вот опять! Ты так говоришь только потому, что ты моложе, и потому, что ты танарец, – травник ткнул пальцем в темную кожу ан-Аахди. – О вашем миролюбии ходят легенды, и если судить по тебе, то всё это чистейшая истина. Но вот ты скажи мне: если вы такие кроткие и смирные, отчего же с вами так сложно воевать, что даже самые горячие головы не рвутся в ваши владения?
Вместо ответа ан-Аахди произнес:
– Мы пришли, мой друг. Надеюсь, ты позволишь мне присесть?
– Опять колено? – участливо спросил лан-Марис, раскрывая дверь небольшого дома, который служил ему одновременно и лавкой, и жилищем. – Садись, конечно. За ларудой, небось, явился?
Убийца кивнул, потирая нисколько не ноющее колено и устраиваясь на расшатанном стуле. Внутри здания дышалось легче, хотя и было душновато.
Травник исчез на какое-то время в соседней комнате и зашуршал запасами. Ан-Аахди терпеливо ждал, когда тот вернется и протянет толстенький провощенный мешочек, пахнущий сеном.