Смысла прятать тела больше не было.
Поколебавшись, убийца взял копье, которое действительно выпало у человека по имени Давар. Пригодится еще. Метательных ножей, смазанных ядом, было слишком мало, а только что он уже лишился одного.
Коридор, в который попал ан-Аахди, был хорошо освещен. Направо и налево вели раскрашенные двери, почти все плотно закрытые. Закрыв на миг глаза, убийца восстановил в памяти то, что говорил о женском доме заказчик.
Таль-Нахиб, приходя к супруге, искал тишины и отдыха от бесконечных государственных дел. Прислуга в эти вечера оставалась только самая необходимая. Сначала чета правителей слушала музыкантов в зале на втором этаже, затем уединялась в покоях.
Лучше, конечно, было бы подстеречь амира в спальне, но шансов на это уже не оставалось. Поэтому ан-Аахди пошел вперед, на нежные звуки струнного перебора.
Первые враги встретились ему за поворотом – стражник и колдун, чье истощенное татуированное лицо и черный тюрбан сразу сообщали о его профессии.
Маги были тяжелыми противниками. Никогда и никто не мог предсказать, каким заклинанием он вздумает швырнуться и что после этого произойдет – то ли напавшему отрежет ноги, то ли он загорится сухой веткой.
Но было у них и слабое место. На прочтение любого заклинания нужно время. А метательное оружие летит быстрее слов.
Колдуна ан-Аахди снял первым. Со всей силы бросил в него копье – и промахнулся. Татуированный лишь двинул пальцами – и копье проскочило мимо.
Зато с ножом он проделать то же самое не успел. Убийца улыбнулся, когда острие вошло ублюдку в горло и тот завалился назад, захлебываясь собственной кровью.
С некоторых пор ан-Аахди ненавидел колдунов.
Стражник уже несся к нему, выхватив меч. Убийца легко отклонился, ударив противника в лицо. Рывок за спину, еще удар – и все было кончено.
У ан-Аахди был хороший учитель. Он говорил, что если на бой уходит больше одного удара, то в наемных убийцах ученику делать нечего – надо идти в дуэлянты, которые развлекают чернь, красиво размахивая оружием. Потому что, взявшись за настоящее дело, он сразу же погибнет.
Однако одного только мастерства оказалось мало. Музыка стихла, голоса в запертом зале звучали встревоженно.
Он собирался ногой вышибить двери, когда те внезапно распахнулись и на пороге показалась девушка. Еще совсем молодая – вряд ли ей исполнилось хотя бы двадцать. Из одежды на ней были только полупрозрачные шаровары, расшитый бисером лиф и пояс с ножнами для двух кинжалов.
Танцовщица. Наверное, исполняла популярный танец с мечами – он щекотал нервы и возбуждал некоторых мужчин сильнее, чем обычные пляски. Красота ее – огромные темные глаза, кожа нежная, как персик, – могла бы сбить с толку любого, кроме ан-Аахди.
Девушка ахнула и уставилась на убийцу.
– Уходи, – сказал он ей.
Лишние смерти ни к чему.
Однако она плотно сжала челюсти и выхватила кинжалы.
– Я убью тебя! – прошипела девица.
Ан-Аахди просто метнул нож, а затем еще один – левой рукой. Первый девушка невероятно ловким движением отбила. Второй вошел ей в ногу.
Этого было достаточно. Яд, основанный на настойке ларуды, действовал мгновенно. Сделав всего шаг, девушка не удержалась на ногах и рухнула на пол. Когда ан-Аахди входил в зал, переступая через нее, она была уже мертва.
Жаль. Отравленный метательный нож оставался только один.
В центре квадратного помещения, застеленного коврами, горел огонь. На небольшом возвышении должны были играть музыканты, но они с воплями побросали инструменты и кинулись прочь. Точно так же поступила немолодая ухоженная женщина в шелковом платье, сидевшая у ног вспотевшего толстяка.
Лах таль-Нахиб не поражал красотой. Раз в год, когда он покидал дворец, амира проносили по городу в паланкине за занавесками. Ан-Аахди сразу узнал грузного человека, которого видел на прошлый праздник вознесения Пророка.
Амир был так же омерзителен, как и его деяния.
– Убейте преступника! – взвизгнул он.
К ан-Аахди бросились трое стражников. Он серой тенью метнулся от первого к другому, потом к третьему. На каждого по одному удару. Учитель мог бы гордиться, если бы был жив.