Неожиданно большое табло над дверьми, которое я не замечала раньше, загорается и на нем появляется надпись:
«Начало через 00:05:00»
Стартует обратный отсчет, и многих тут же накрывает паника. Я оглядываюсь и вижу, как особо буйного паренька двое рейнджеров с силой укладывают на кровать и тут же приковывают ремнями. Его перекошенное от ужаса лицо словно отпечатывается у меня в памяти, и к горлу снова подкатывает тошнота. Медсестра осторожно перетягивает ремнями мои ноги, потом бедра и в последнюю очередь руки так, что я едва могу двигаться. На мой испуганный взгляд она спокойно отвечает:
— Не волнуйся, это для твоей же безопасности.
Мне хочется усмехнуться и сказать, что безопасностью тут и не пахнет, но страх словно сковывает челюсть, не давая произнести и слова. Женщина опускается на кресло на колесиках и подъезжает к столику у моей кровати. Я наблюдаю за ней, пытаясь унять дрожь. Некоторые из заключенных все еще сопротивляются, однако большинство молчат, смирившись с неизбежностью происходящего.
Наверняка трансляция Погружения уже началась и многие прильнули к экранам своих проигрывателей, чтобы увидеть, как мы перебьем друг друга, хотя при этом даже не будем двигаться. Я смотрю, как медсестра достает из ящика стола шприц и колбу с темно-янтарной жидкостью — сывороткой сна, и внезапно ощущаю жгучую ненависть ко всему происходящему и всем, кто за этим наблюдает. Они словно вернулись в далекое прошлое, когда казни были едва ли не единственным развлечением, которое могло собрать целые толпы зевак на площади. Сейчас же эти зеваки удобно расположились на своих диванах, запаслись закуской и содовой, чтобы понаблюдать за тем, как мы будем умирать.
— Сейчас будет немного больно, — предупреждает медсестра, набирая в шприц сыворотку.
Я завороженно наблюдаю за ней, ощущая, как по щеке скатывается слеза. Почему они просто не убивают нас, если так угодно, а растягивают этот процесс, делая его жестоким и мучительным? Что если Тедди увидит трансляцию? Многие родители позволяли своим детям смотреть на это — чтобы неповадно было! — но я считала, что такое варварство не для ребенка. И это одна из немногих мыслей, которые у нас с мамой сходятся.
Перед глазами мелькает улыбчивое лицо брата, и я закусываю губу, чтобы не разрыдаться. Как он переживет смерть отца и старшей сестры? Что с ним будет в школе? Не станут ли его осуждать за то, как поступили мы с папой? Защитит ли его мама?
Я даже не сразу чувствую, как игла впивается в мою руку. Вздрагиваю всем телом и испуганно смотрю на медсестру. Женщина успокаивающе улыбается мне и качает головой:
— Все будет хорошо.
Я тянусь к ней второй рукой, ощущая, как все тело словно лишается костей и мышц, становится безвольным и слабым. Перед тем, как отключиться, я успеваю схватить ее за запястье:
— Я не хочу умирать.
А потом проваливаюсь в темноту.
Автор приостановил выкладку новых эпизодов