Стискиваю зубы и сажусь на кровати, откинув одеяло в сторону. Руки трясутся, и я сжимаю ладони в кулаки. У меня бывали приступы истерик до этого дня, я могла плакать, метаться по камере, словно раненый зверь, и кричать, но сейчас паника другая. От ощущения неизбежности смерти я не могу издать ни звука, лишь сижу неподвижно и дрожу.
— Что, не спится? — раздается тихий голос с другого конца коридора, и я шумно выдыхаю.
Дрожь на мгновение проходит, и я поднимаю голову, тут же встречаясь взглядом с неразговорчивым соседом Тайлера. Сам парень спит, отвернувшись лицом к стене, и даже негромко похрапывает. Очевидно, надвигающаяся смерть не особо мешает его сну.
— А тебе? — хрипло спрашиваю я, насупившись — ни один из них не внушает мне доверия, но Тайлер хотя бы пытается быть вежливым.
— Всегда плохо сплю перед важными событиями, — усмехается парень, проведя рукой по темным волосам. — А он, кажется, спит без задних ног.
— Завидую, — я перевожу взгляд на спину Тайлера и только сейчас понимаю, что так и сижу, напряженная и вытянувшаяся в струну. — Меня что-то колотит.
— От нетерпения? — хмыкает парень, и я тоже вдруг смеюсь.
— О да, не терпится умереть.
Он несколько мгновений смотрит на меня — тяжелым, напряженным взглядом, потом чуть наклоняется вперед и упирается локтями о колени. Я повторяю его позу, упершись подбородком о сложенные руки.
— Почему ты здесь? — вдруг спрашивает он, и я закатываю глаза.
— Ты сегодня непривычно разговорчивый.
— Да, такие чудеса тоже случаются.
Я пожимаю плечами и негромко произношу:
— Пыталась помочь сбежать отцу-изменнику.
Несколько секунд он молча вглядывается в мое лицо, словно обдумывая услышанное, а потом вдруг выпрямляется. Я стискиваю зубы, уже зная наперед, что он собирается сказать.
— Ты дочь Грейсона Дюволла? — удивленно спрашивает он, и я впервые за эти дни вижу такое явное проявление эмоций.
— Да, — киваю я, понимая, что нет никакого смысла скрывать это.
Отца теперь знает вся страна, многие презирали его открыто, другие наоборот поддерживали, хоть и старались не демонстрировать это. Несмотря на то, что канцлер Крейн выигрывает выборы последние десять лет, все же есть те, кто не одобряет его политику. Тем не менее, система остается неизменной уже много лет и вряд ли в ближайшее время что-то изменится.
— Его казнили несколько месяцев назад, да?
Я снова киваю, ощущая очередной прилив слабости — воспоминания об отце все еще жгут больнее огня. Я любила его больше всего на свете, с самого детства он был мне ближе матери и уж точно любил меня больше, чем она. Именно поэтому я так сильно хотела его спасти и ненавижу себя за то, что не смогла.
Артур не рассказал мне, как он погиб. Ясно было одно, после процедуры Погружения папа не проснулся. Обычно родственникам заключенных сообщали о том, как погибли их близкие, но мне было страшно спрашивать. Страшно от мысли, что я буду видеть в кошмарах то, как он умирает, и это было сильнее меня.
— Мне жаль твоего отца, — вдруг произносит парень, поджав губы. — Уверен, он не единственный, кто хотел бы прострелить Крейну башку.
Я хмыкаю. Я никогда не питала особой любви к канцлеру, но после всего произошедшего готова придушить его голыми руками. Иногда он даже снится мне в поразительно реалистичных снах, в которых я убиваю его и спасаю отца. Но реальность по-прежнему отвратительна — отца уже не спасти, а до канцлера я не смогу добраться, потому что очень скоро сама умру.
— И как ты это делаешь? — голос соседа по камерам вырывает меня из раздумий.
Я удивленно поднимаю брови, непонимающе уставившись на него. Парень усмехается и поднимается на ноги.
— Как ты убиваешь его в своих мечтах?
— Ты умеешь читать мысли?
— У тебя все на лбу написано, — пожимает плечами парень, и я качаю головой.
— Как тебя зовут?
Он поворачивается ко мне спиной, с преувеличенным интересом рассматривая стену напротив. Я тоже встаю с койки и подхожу к прутьям решетки. Парень молчит так долго, что я уже успеваю подумать, что он не ответит вообще.