Бесстрастный взгляд Ниима скользнул по застывшему телу собрата и остановился на спине с ужасающими рваными ранами.
— Мне нужна помощь, — сообщил Марон на квоннском.
— Похоронить тело? — едко отозвался Ниим.
— Он еще жив.
Квоннец недоверчиво шевельнул бровью. Мимика двуликих в крылатом облике отличалась от человеческой, однако Марон так долго знал Ниима, что считывал его эмоции без особого труда.
— Я заморозил его. Магией.
— И чего же ты хочешь oт меня?
— Помоги мне вернуть его к жизни.
— Зачем? Он не захочет жить без крыльев.
— Но ты ведь живешь.
Ниим сжал и без того тонкие губы. На темной чешуйчатой коже лица они выделялись двумя темнo-синими полосками. Марон зачарованно уставился на эти плотнo сжатые губы, с нетерпением ожидая следующих слов, словно собственного приговора.
— Это не жизнь. Это существование.
— Пусть он сам решает, существовать ему или умереть.
— Тебе от него что — то нужно?
Марон замялся.
— Поговорить.
— То есть, ты хочешь оживить его ради допроса?
Да уж, со вздохом подумал Марон. С Ниимом лучше не юлить и говорить правду прямо в лоб.
— И это тоже. Мне надо знать, почему прорывы сквозь Барьер участились. Квоннцы устроили настоящую охоту на наших женщин. Я не хочу никого убивать, но я должен защищать свой народ.
Ниим помолчал некоторое время, разглядывая неподвижное тело с бесстрастным лицом.
— Лучше бы убил, а не резал крылья.
Марон даже опешил — он что же, думает, это дело его рук?!
— Солдат, сделавший это, наказан. Достаточно строго, чтобы другие не захотели повторять его «подвиг».
— Мне все равно.
— Тебе не все равно, я знаю. Но ничего уже не исправишь. Помоги мне вернуть его к жизни, Ниим.
— Как? — квоннец выразительно свел лопатки, между которыми уже много лет не было крыльев. — Я лишен дара.
— Научи. Я точно знаю, что так можно. Когда-то давно, в детстве, я видел, как отец заморозил человека — и спустя время тот человек снова ожил.
— Ты тоже так можешь.
— Нет. Я пытался. Ни одному из животных, которых я заморозил, не удалось вернуться к жизни, и ты знаешь это не хуже меня. Не дразнись, Ниим. Поможешь или нет?
— Я могу лишь повторить то, что говорил уже не раз. Ты впустил в его жилы магию холода — просто забери ее назад. Если сердце забьется снова, достаточно будет просто отогреть тело. С ранами я справлюсь — они плoхо выглядят, но не смертельны.
— Что значит — просто забери назад? — раздраженно переспросил Марон. — Я не понимаю! Я много раз пытался, но… я ничего не чувствую!
— Попытайся ещё раз. Закрой глаза. Магия, застывшая в нем — часть тебя. Повелевай ею. Почувствуй ее. Призови ее. Заставь отпустить свою жертву.
Подавив волну разочарования, Марон все же внял совету и закрыл глаза. Глубоко вздохнул. Он делал так не единoжды, но ни разу не сумел вытащить магию холода из замерзшего тела, так почему должно получиться сейчас?
Ничего. Вообще ничего…
И на что он, собственно, рассчитывал? Что Ниим сжалится над представителем своей расы и выдаст тот самый секрет магии холода, над разгадкой которого Марон бился много лет?
Увы, расчет оказался неверным.
Безусловно, упрямый квоннец знал, как оживлять замороженного магией человека. Двуликие владели магией полноценно: им покорялась сила всех стихий, они умели читать в сердцах, видеть прошлое и перемещать предметы мыслью. В отличие от людей-полукровок, которым передавался от могущественных предков лишь один вид дара, для чистокровных двуликих не существовало ничего невозможного.
Те, кто прорывался к ним из-за Барьера, больше не походили на всесильных. Похоже, с исчезновением Источника угасла не только магическая сила людей, то же случилось и с квоннцами.
И только сила Марона с того страшного дня почему-то не становилась слабее.
Он попытался сосредоточиться и еще раз «позвать» свoю магию из замороженного тела двуликого.
Безрезультатно.
Ниим, наверное, молча злорадствует, видя, как слаб и немощен его кровный враг. Хотя видят прародители — Марон никогда не считал его врагом. Скорее учителем. Благодаря ему он стал лучше понимать природу тех, кто отгорoдился от людей Барьерoм…
…Барьер вырастает мгновенно — из дикого танца огня и мороза, скрывая собой пылающие ненавистью глаза уцелевших двуликих. Вот только что выжженная земля была покрыта пеплом — и спустя несколько ударов сердца, когда Марон нашел в себе силы оглянуться, вокруг уже раскинулось бескрайнее снежное море. Снег валит и валит, укрывая побоище, мертвецов и его самого, застывшего испуганным истуканом, крупными мягкими хлопьями, а Барьеру не видно конца: снежная мгла устремляется ввысь, вширь и, кажется, проникает в самую глубь земли. Горький вопль рождается из середины груди: