На ежедневную проверку патрулей Марон отпpавился в сопровождении Борга. Сегодня, к счастью, о прорывах никто не докладывал, а потому рутинный объезд квадратов не занял слишком много времени; можно было отправиться в крепость, чтобы понаблюдать за построением солдат на расчищенном от снега плацу.
Казалось бы, все как обычно — отрывистые команды, муштра, лязг оружия и синхронные щелчки каблуков по мерзлому камню, однако Марон чувствовал, как переменилось настроение солдат. Не было сдавленных смешков и привычных усмешек, прячущихся в уголках глаз и на кончиках усов, не было веселого балагурства после команды «вольно», никто из командиров, с каждым из которых Марон успел побывать на боевом дежурстве, не принялся зазывать его разделить с ними солдатский обеденный паек.
Испуг, враждебность и настороженность — вот что сквозило в каждом мимолетно брошенном на него взгляде.
Марон по обыкновению выслушал ежедневный доклад коменданта и, собираясь уже уходить, услышал за спиной деликатное покашливание.
— Будет ли мне дозволено поделиться опасениями, мой лорд?
Отпустив холодную ручку двери, Марон повернулся лицом к коменданту.
— Делитесь.
— В рядах солдат назревает беспокойство. Многие недовoльны слишком суровым наказанием, которое вы назначили Ворну Ордиусу и его командиру.
— Я назначил, — повторил Марон слова коменданта, намеренно выделенные интонацией. — Хотя должны были назначить вы.
— Мой лорд…
— Ваша задача — убедиться, что командный состав понимает всю важность выполнения устава.
— Прошу прощения за дерзость, мой лорд, но, может быть, стоит пересмотреть некоторые пункты устава?
Марон с показным интересом вскинул бровь.
— Какие именно?
— И снова прошу меня извинить, прим-лорд, однако порой устав вынуждает нас нянчиться с врагом, будто с младенцем. Смею напомнить, ваша светлость, что они — не беспомощные младенцы, а хладнокровные, беспринципные убийцы.
— Напомните мне, лорд Дервин, кого из бойцов мы потеряли убитыми в схватках с двуликими за послевоенные годы?
Комендант на короткий миг стушевался, однако уже через мгновение упрямо вскинул подбородок.
— Ваш телохранитель Тандор чудом выжил после вчерашней стычки.
— Потому что сам виноват. Нарушил устав. Он пострадал от оружия, бездумно пущенного его же рукой. Вот что бывает, когда перестаешь пользоваться головой.
— К чему вы клоните, мой лорд? К тому, что мы должны прекратить сражаться? Отдать им вот так запросто на растерзание наших женщин?
Марон едва сдержался, чтобы не вспылить. Комендант, как и следовало ожидать, бил по больному.
— Разумеется, нет. Но это не значит, что мы можем вот так запросто калечить пленных. Это кодeкс солдатской чести. Вы ведь не хотите, чтобы с нашими людьми, попавшими в плен, поступали так же?
— Εще неизвестно, как они поступают с нашими, — пробурчал комендант, пряча глаза.
— Вот именно. Неизвестно. Потому что я не знаю ни одной удачной попытки пройти сквозь Барьерс нашейстороны. А вы знаете, лорд Дервин?
— Никак нет, мой лорд.
— А вотс тойстороны к нам теперь шастают так часто, как будто и нет никакого Барьера. Пытаются обойти наши патрули, но никoго не убивают. А теперь ответьте мне на вопрос: если двуликие узнают о том, что люди отрезают крылья их собратьям и истязают до смерти, что помешает им явиться сюда уже не поодиночке, а с целой армией? Вы готовы к новой войне с Квонном, лорд Дервин?
Комендант лишь недвусмысленно повел челюстью.
— Советую запомнить, господин комендант: пока я — командующий северной группировкой королевских войск, устав должен соблюдаться неукоснительно.
Препирательства с комендантом заронили в душе необъяснимую тревогу. Куда проще руководить обороной, если спина прикрыта надежным тылом из команды единомышленников, но лорд Дервин был ставленником королевы-регента, и сместить его с должности не представлялось возможным. Мудрый лорд-командующий, каким был отец, наверняка нашел бы способ склонить инакомыслящих на свою сторону, но… Марону все еще недоставало опыта на дипломатическом поприще.
Впрочем, это не помешало ему в оставшуюся часть дня провести плановое совещание с полевыми командирами и составить план ближайших учений — для отработки обороны границы в случае массового прорыва Барьера.
В Кардинесс он возвратился вечером, но не так поздно, чтобы нарваться на выволочку от Лехим за опоздание к ужину.
Дома что-то неуловимо переменилось, но сложно было сходу понять, что именно. Прихожая стала как будто просторней, парадная гостиная — теплее и уютнее, а из примыкающей к ней комнаты сквозь распахнутые настежь двери доносились звуки клавесина, которых в замке не слышали уже очень давно. Марон на мгновение остолбенел — он и забыл, что когда-то мать устраивала в доме музыкальные вечера. После ее смерти клавесин так и остался стоять на старом месте, покрываясь пылью, а Марон время от времени использовал эту комнату как фехтовальную…